|
First Prev
1 - 10
11 - 20
21 - 25 |
Николай
Registered User
From: Воронеж
Messages: 1584
|
 |
Jewish national units. 1917-1920 |
|
|
|
Строго говоря, текст ниже не имеет отношения к еврейским военным формированиям, а касается общественной жизни евреев в Сибири в годы гражданской войны, но так как он великоват для моего блога, оставлю это здесь.
Евреи. От реорганизованной общины к союзу общин и автономии
Совершившийся 18 ноября переворот мало сказался на судьбе еврейских общин в Сибири. Продолжался процесс реорганизации общин, проводились выборы в общинные советы, формировалась их структура. Право участия в выборах предоставлялось всем евреям, достигшим 20 лет, без различия пола, за исключением состоявших под судом по уголовным делам и недееспособных. Выборы производились по партийным спискам. Основными соперниками выступали сионисты и социалистические партии (Бунд, «Поалей-Цион» и др.) Формировались и беспартийные списки. Представление о процедуре выборов в общинные советы дают сведения о том, как происходили выборы в общинные советы в Мариинске (15-16 декабря 1918 г.) и в Красноярске (22-23 декабря 1918 г.).
В Мариинске конкурировали два списка: № 1 - беспартийных прогрессистов и № 2 - сионистских организаций. Всего голосовало 222 чел., список сионистов получил 157 голосов, список беспартийных - 65. 19 декабря состоялось торжественное открытие Мариинского общинного самоуправления [4]. В Красноярске фигурировали три списка: Бунда, сионистов и беспартийный. Голосовала примерно треть избирателей. Список бундовцев, неожиданно для них, получил наибольшее количество голосов - 153, беспартийный список - 132 и сионистов - 125. Бундовцы могли получить 8 мест в общинном совете, но их список включал только 7 чел. и «лишние» голоса ушли к сионистам. Фактически красноярские бундовцы, как сообщалось в письме Г. Шпаера в Иркутскую организацию Бунда, «на своих плечах пронесли лишнего сиониста». В итоге по всем трем спискам прошло по 7 чел. [5]
Структура формирующегося общинного самоуправления не была одинаковой. Совет общины выделял из своей среды исполнительный орган - общинную управу. Структурные подразделения (отделы щкомиссии), образуемые в составе советов общин, различались между собой и по количеству, и по держанию. Так, в совете Красноярской общины были созданы религиозный, культурно-осветительный, социально-экономический, финансово-хозяйственный отделы, а также отдел статики, регистрации и метрикации. Первым шагом в деятельности общинного совета было устройство /309/
4. Звено. 1918. 25 сент., 13, 18 дек.; Правительственный вестник. 1919. 7 янв.
5. РГАСПИ.Ф. 271. Оп. 1.Д. 107. Л. 63-63 об.
общественной мацепекарни, в дальнейшем намечалось открыть мясную лавку и ссудо-сберегательную кассу [1].
В Томском общинном совете, выборы в который прошли в мае 1918 г., но работа началась только осенью, было сформировано 6 отделов: культурно-просветительный, социально-экономической помощи, финансовый, хозяйственный, призрения и народного здравия, регистрации и статистики. Были созданы также ревизионная и беженская комиссии. И что особенно интересно, религиозные задачи в функции общинного совета в Томске не были включены. Это было связано с тем, что в местной сионистской организации преобладали сторонники выделения религиозных задач из компетенции общины. Общинный совет, его отделы и комиссии занимались устройством докладов и лекций по еврейской истории и литературе, организацией учебного процесса в еврейских школах, приемом беженцев, заготовкой дров и мяса для бедных евреев, организацией кооперативной лавки, городской еврейской библиотеки, эмиграционными вопросами и т.п. - всеми основными проблемами самоуправления в сфере культуры, образования, хозяйственной жизни, призрения бедных и беженцев. В перспективе предполагалось, что в ведение совета перейдут все еврейские учреждения города [2].
Бюджет общинных советов формировался на основе самообложения евреев [3], за счет благотворительности и других источников. Так, Иркутская общинная управа постановила продать принадлежащие общине дома. Деньги, полученные от их продажи, согласно воле жертвователей предназначались на образование фондов - на профессиональное преподавание и на содержание местной еврейской школы [4].
В условиях Гражданской войны в жизнь сибирских общин постоянно вторгалась политика. Неоднородность партийного состава общинных советов, в большинстве которых доминировали сионисты (к примеру, во Владивостоке сионистам принадлежало 15 из 23 мест в общинном совете) [5], а социалистические партии составляли незначительное меньшинство (Красноярская община представляла одно из немногих исключений), приводила к острым разногласиям и дискуссиям, чаще всего заканчивавшимся победой сионистов. Так, на заседании Иркутского общинного совета 21 ноября 1919 г. возник вопрос о языке протоколов его заседаний. Сионисты настаивали на том, чтобы протоколы сначала зачитывались на древнееврейском языке, а уже потом на разговорном языке - идише. Несмотря на противодействие левых, было принято предложение сионистов [6].
На следующем заседании социалисты пытались протестовать, но безуспешно, против предложения общинной управы об организации 14 декабря празднования годовщины Декларации Бальфура. Большинство членов совета не только согласилось с предложением управы, но и приняло решение об ассигновании на организацию торжеств 5 тыс. руб., причем без согласования этого решения с финансовой комиссией, как того требовал выработанный общинным советом наказ [7]. Торжество проходило в переполненном здании городского театра в присутствии представителей Англии, Франции, Бельгии и Чехословакии. В их честь были устроены бурные овации, звучали национальные гимны. «Приветствия иностранных консулов, придававших торжеству официальный солидно-деловой характер, национальные гимны, нескончаемые аплодисменты, все это наэлектризовало публику до высшей степени». Закончилось торжество концертом [8].
В Екатеринбурге праздник проходил также с участием представителей дипломатического корпуса. От имени союзных держав Т. Престон высказал надежду на то, что в будущем году он сможет приветствовать первое еврейское правительство. Представитель чехословацких войск выразил уверенность в «близком возрождении еврейского народа в стране своих отцов». Оркестр исполнил гимны союзных держав и еврейский гимн «Hatiquo» [9]. /310/
1. Еврейская жизнь. 1919. №7. 28 марта. С. 20-21.
2. Народная газета. 1918. 27(14) окт., 7 дек. (24 нояб.); Голос народа. 1918. 27 окт. Приложение к № 118. 14 дек.
3. Голос народа. 1918. 27 окт. Приложение к № 118. 14 дек.
4. Новая Сибирь. 1918.23(10) нояб.
5. См.: Романова ВВ. Власть и евреи... С. 174.
6. Новая Сибирь. 1918. 23 (10) нояб.
7. Там же. 14(1) дек.
8. Там же. 1918. 17 (4) дек.
9. Нам И.В., Наумова Н.И. Указ. соч. С. 196.
К январю 1919 г. реорганизация общин была осуществлена в Благовещенске, Баргузине, Томске, Омске, Иркутске, Красноярске, Мариинске. В конце 1918 г. - январе 1919 г. прошли выборы в общинные советы в Верхнеудинске [1], Новониколаевске, Чите [2]. Но в целом процесс реформирования общин затягивался, они были слабо связаны между собой, структура и функции формирующегося самоуправления в разных общинах были неодинаковы. Первоначальный энтузиазм, с которым еврейские деятели после февраля 1917 г. принялись реформировать старые общины, угас. Многие активисты общинного строительства поддались разочарованию и усталости. Как сообщалось в одной из газет, «только в двух-трех городах Сибири имелись общинные советы, правильно избранные, да и те - накануне распада. В остальных городах нет ни советов, ни хозяйственных правлений. Вся общинная работа ведется двумя-тремя лицами, по-семейному, без плана, без системы... Руководители устали от бессистемной работы, деятели поменьше вовлечены в общую вакханалию торгашества» [3].
В этих условиях важно было придать общинному строительству новый импульс. Эта роль отводилась съезду еврейских общин Сибири. В ноябре - декабре 1918 г. вопрос о съезде активно обсуждался в сибирских общинах. Его необходимость обосновывалась оторванностью Сибири от европейской части страны. Ведущая роль в подготовке съезда принадлежала сионистам. При Томском общинном совете было создано организационное бюро по созыву съезда, в который вошли председатель совета раввин М.Ш. Певзнер, члены совета А.И. Ривво, Н.Л. Самородницкий, С.И. Шапкайц и по одному представителю от Омска и Иркутска. По положению, выработанному оргбюро, делегатов выбирали общинные советы или заменяющие их органы (хозяйственные и духовные правления) по следующим нормам: общины, насчитывающие от 20 до 100 семей, посылали одного делегата, от 100 до 250 семей - двух, свыше 250 - трех. Члены Всероссийского еврейского съезда также входили в состав делегатов. Программа включала публично-правовое положение и компетенцию общин, анализ их деятельности и взаимоотношений с местными самоуправлениями и государственной властью, отношение к областничеству, помощь в национальном строительстве в Палестине и др. [4]
Вопрос о предстоящем еврейском съезде широко обсуждался в сибирской печати. Сама необходимость созыва съезда, призванного «создать из рассеянной пыли единое спаянное сибирское еврейство» [5], признавалась всеми течениями еврейской общественности. Но его своевременность и легитимность подвергались сомнению и критике деятелями левого крыла. Они указывали на то, что большинство сибирских общин (свыше 60%) еще не реорганизованы, поэтому делегаты на съезд будут избираться не всем населением, а общинными советами и хозяйственными правлениями, т.е. «суррогатами дореволюционных общин». Отмечалось, что от участия в съезде будут устранены все демократические и социалистические группы (Бунд, «Поалей-Цион», группы «объединенных еврейских социалистов» и «Народной партии»), а также евреи, члены социалистических партий, которые в старых общинах не были представлены вовсе, а в реорганизованных общинах оказались в меньшинстве. Подчеркивалось, что эти выборы, по сравнению с выборами на Всероссийский еврейский съезд, - шаг назад, «заранее умаляющий значение предстоящего съезда и авторитетность всех его постановлений как внутри еврейства, так и вне его» [6].
Съезд предполагалось провести в конце декабря в Томске. Но в ходе подготовки к съезду было высказано предложение, чтобы провести его в Иркутске. На этом настаивали общинные советы Иркутска, Читы и Верхнеудинска [7]. Томичи вынуждены были уступить. Съезд открылся 11 января 1919 г. и продолжался до 16 января [8]. Предполагалось, что на съезд прибудут представители всех общин «от Челя/311/
1. Прибайкальская жизнь. 1918. 21 дек.; 1919. 3, 12 янв.
2. Народная Сибирь. 1918. 28 нояб.; Забайкальская новь. 1918. 15 дек.
3. Народная Сибирь. 1918. 19 дек. Приложение к №138.
4. Народная газета. 1918. 6 нояб. (24 окт.); Голос народа. 1918. 9 нояб.; Алтайский луч. 1918. 10 нояб; Новая Сибирь. 1918. 13 нояб. 1(31 окт.); Правительственный вестник. 1918. 26 нояб.
5. Народная Сибирь. 1918. 19дек. Приложение к № 138.
6. Новая Сибирь. 1918. 17 (4) нояб.
7. Новая Сибирь. 1918.23(10) нояб., 11 дек. (28 нояб.); Свободный край. 1918. 29(16)дек.
8. Здесь и далее, кроме оговоренных случаев, работа съезда излагается по: Нам И.В., Наумова Н.И. Еврейская диаспора... С. 224-225.
бинска до Владивостока». Однако из-за нестабильной политической ситуации ни одна из общин Дальнего Востока, за исключением харбинской, не смогла прислать своих представителей [1]. Всего присутствовало 47 делегатов (из них 30 сионистов, 14 беспартийных, 3 социалиста). Были представлены как реорганизованные общины, так и старые хозяйственные правления, всего 25 общин из 43 зарегистрированных на территории Сибири и Урала.
По вопросу о легитимности съезда развернулась острая полемика между сионистами и левым группами. Социалисты призывали превратить съезд в конференцию, указывая на то, что делегаты избраны не демократически и поэтому съезд неправомочен в разрешении общенациональных проблем. Сионисты, напротив, утверждали, что съезд вполне легитимен и может решать все поставленные вопросы. Понимая, что их мнение не сможет оказать сколько-нибудь значительного влияния на решения съезда, социалисты ушли со съезда. Вечером 13 января, после доклада о формах общинного строительства, с которым выступил М.А. Новомейский, лидер «социалистического блока» бундовец А.Д. Киржниц заявил, что социалисты покидают съезд в знак протеста против того, что доклад, положения которого, безусловно, будут приняты съездом, включает в компетенцию общины дела религиозного быта, социальную помощь и содействие успеху национального строительства в Палестине» [2], т.е. основные пункты разногласий между сионистами и Бундом.
Съезд рассмотрел широкий круг вопросов, касавшихся организационных форм, правового статуса и компетенции общин, источников финансирования и основных направлений их деятельности. По докладу М.А. Новомейского было принято решение об объединении еврейских общин Сибири и Урал в Союз общин. Подчеркивая необходимость объединения отдельных разрозненных общин, единство форм национального самоуправления, съезд определил организационные формы и порядок создан общин. Каждое еврейское поселение, насчитывающее не меньше двадцати семей с числом не менее тридцати граждански совершеннолетних членов, образовывало общину, осуществляющую на территории поселения функции самоуправления через избранный на демократических началах исполнительный орган в лице общинного совета (ваада). Исполнительным органом ваада являлась общинная управа в составе трёх, пяти и семи членов. Общины с числом семей менее пятидесяти могли ограничиться избранием одной общинной управы, избираемой на общем собрании ее членов тайным голосованием.
Предусматривалась широкая компетенция руководящих органов общины - советов и управ: содержание и поддержание институтов, ведающих культурно-просветительными делами, вопросами религиозного быта, социально-экономической помощи, народного здравия, общественного призрения, регулирования переселения и эмиграции, метрикации, регистрации и статистики и др. Были приняты резолюции, регулирующие деятельность общин по каждой из этих функций.
Планировалось формирование централизованного управления общинами, объединенными в Союз еврейских общин Сибири и Урала. Высшим органом Союза становился съезд, созываемый один раз в год. На съезде формировался представительный орган - Национальный совет, состоящий из представителей реорганизованных общин: по одному от общин, имевших не менее двухсот семей; по два-общин, насчитывавших не менее тысячи семей. В Национальный совет входили также представите областных объединений политических организаций и партий, насчитывающих не менее 400 членов губерниях Сибири и Урала, по одному от каждой.
Съездом избирался исполнительный орган Национального совета, действующий на постоянной основе в составе пяти членов и шести кандидатов, причём три его члена должны были постоянно жить в месте, назначенном съездом. Национальный совет как областной орган еврейского самоуправления на территории Сибири и Урала представлял его интересы перед государственными, общественными и частными учреждениями, имел также право сноситься по всем общееврейским вопросам с учреждениями и организациями евреев других стран. Компетенция Национального совета включала решение всех задач, которые возлагались на него съездом и не могли быть разрешены отдельными общинами, -в культурно-просветительной сфере, социальной помощи, эмиграции и др. Бюджет Национального совета составлялся из пропорциональных отчислений бюджетов отдельных ваадов. /312/
1. Романова В. Власть и евреи... С. 143.
2. Свободный край. 1919. 18 (5) янв.
По решению съезда функции отделений еврейских обществ - Общества распространения просвещения между евреями (ОПЕ), Общества охранения здоровья еврейского населения (ОЗЕ) [1], еврейских комитетов помощи жертвам войны (ЕКОПО) - переходили в ведение общинных ваадов. После издания закона об общинах они должны были передать им все свои дела, имущества и капиталы. До его издания эти общества обязаны были согласовывать свою работу с указаниями ваадов и подчиняться их контролю.
Особое внимание отводилось законодательному оформлению публично-правового положения еврейских общинных учреждений и легализации их организационных форм и компетенции. Исполнительному органу Национального совета поручалось принять «в срочном порядке все необходимые меры к легализации общинных учреждений и их союза», подготовить необходимые «для законопроекта об общине материалы», обратившись к государственной власти с целью издания соответствующего законодательного акта.
В решениях съезда содержались положения о регулировании финансовой деятельности общины. Основным условием ее существования признавалось введение постоянных источников в виде прогрессивно-подоходного налога и единой кассы. Кроме того, община должна была получать средства из государственных и муниципальных касс на удовлетворение «своих просветительских и социальных нужд, пропорционально количеству своих членов». До проведения закона о принудительном обложении община организовывала самообложение, «приближающееся к принципу прогрессивно-подоходного налога». Это не исключало права использования других источников доходов для покрытия расходов на институты религиозного быта. Доходы от синагог и молитвенных домов поступали на удовлетворение синагогальных нужд общин. При недостатке средств, полученных в результате самообложения и других регулярных поступлений, отделы обязывались изыскивать иные источники пополнения бюджета с санкции общинного совета. Все средства, полученные сверх заранее определенных, оставались в распоряжении отделов.
На общину возлагалась обязанность заботиться о материальном благополучии своих членов. Основной принцип хозяйственной жизни должен был заключаться не в филантропии, а строиться на основах «здоровой социально-экономической помощи и взаимопомощи». При каждом общинном совете создавался отдел социально-экономической помощи, регулирующий внутреннюю жизнь еврейского населения, развивая его самодеятельность, способствуя организации и развитию потребительских кооперативов и открытию кредитных и ссудно-сберегательных товариществ, бирж труда. Организуемая таким образом самопомощь и самодеятельность призвана была помочь трудовым слоям народа найти «опору в тяжёлой жизненной борьбе».
Полагая, что забота о здоровье населения должна быть делом государства, съезд счёл возможным, учитывая «свойства физической и нервно-психической конституции евреев», особые условия их жизни, создать при исполнительном органе Национального совета отдел здравоохранения, который должен был заняться санитарно-статистическим обследованием еврейского населения, обратить «самое серьезное внимание» на организацию школьно-санитарного надзора, физического воспитания подрастающего поколения и распространения гигиенических знаний среди евреев. Касаясь постановки лечебного дела, съезд исходил из того, что в условиях Гражданской войны сибирским общинам было не под силу открывать свои больницы, поэтому еврейское население должно было пользоваться общими лечебными заведениями, при этом общины обязывались удовлетворять «кошерной» пищей нуждавшихся в ней больных.
К числу важных социальных проблем был отнесен вопрос о беженцах, помощь которым рассматривалась как «общественное дело» каждой общины. Исполнительному органу поручалась организация специального руководящего органа, объединяющего все беженское дело в регионе. В его задачу входило распределение средств беженским комитетам на основании предоставляемых ими смет, которые подлежали утверждению исполнительным органом Национального совета. Денежные средства составлялись из поступлений от всех общин. /313/
1. Общество охранения здоровья еврейского населения (ОЗЕ) возникло в 1912 г. в Петербурге по инициативе группы врачей и общественных деятелей. В 1921 г. отделения ОЗЕ в Советской России были ликвидированы.
Отдельная резолюция была принята по религиозному вопросу. Религия, как фактор сохранения «народа в течение многих веков», включалась в круг компетенции еврейских общин. Общине следовало заботиться «об удовлетворении и регулировании религиозных потребностей еврейского населения данной местности» и избирать раввина на основе общих выборов. Предусматривалось формирование верховного раввината, избираемого съездом раввинов Сибири и Урала. Представителю раввината предоставлялось право решающего голоса в исполнительном органе Национального совета и его пленума при решении религиозных проблем. Община обязывалась заботиться о предоставлении всем нуждавшимся «кошерной пищи». Национальному совету предписывалось добиваться замены воскресного отдыха субботним.
Три резолюции определяли содержание образовательной, культурно-просветительной и издательско-информационной деятельности. Съезд постановил создать единую еврейскую школу, где языком преподавания всех предметов, кроме государственного языка, становился язык «иврис», так как без него было «немыслимо возрождение еврейского народа». По техническим и местным условиям в еврейской школе в качестве языка преподавания допускался язык, на котором говорило большинство учащихся, но при равных условиях разговорно-еврейскому языку отдавалось предпочтение перед русским языком. Но и в этом случае «национальному еврейскому языку» придавалось такое значение, чтобы по окончании школы ее воспитанники могли «свободно читать и понимать еврейскую книжку». В старших классах рекомендовалось введение разговорно-еврейского языка как предмета преподавания. Съезд постановил составлять программу обучения в соответствии с педагогической теорией и практикой так, чтобы школа могла осуществлять «возлагаемые на неё национальные и просветительные задачи». Кроме этого, община обязывалась решать просветительские задачи дошкольного и внешкольного образования. Важной задачей Национального совета становилось обеспечение школ учителями на основе организации специальных подготовительных курсов.
Признавая печатное слово «могущественным средством национализирования еврейства», съезд отнес издательскую деятельность к числу важнейших задач Национального совета. В первую очередь рекомендовалось удовлетворить острую нужду в учебниках для еврейской школы и семьи в молитвенниках и приступить к изданию собственного печатного органа на русском языке, а по возможности, и на еврейском и разговорно-еврейском языке. Разработка подробного плана издательской деятельности возлагалась на исполнительный орган Национального совета.
Большое значение придавалось «участию общин в деле национального строительства в Палестине». Признавая «невозможность нормальной национальной жизни всякого народа без своей территории», национальное строительство в Палестине «делом всего еврейского народа», а ее экономическое возрождение зависящим от самодеятельности народа, съезд постановил включить работу по палестиностроительству в круг ведения общин Сибири и Урала. С этой целью при общинных советах учреждались палестинские комиссии, в задачи которых включалось регулирование еврейской эмиграции в Палестину, поддержка палестинских институтов социально-экономического и культурного характера, активное участие во всех областях национального строительства в Палестине. Особое внимание комиссии обязывались уделять содействию Еврейскому национальному фонду в выкупе земли и предоставлению ее в собственность всего народа, Пионерскому фонду и группам «Гехолуц», готовящим переезд в Палестину «для укрепления там позиций еврейского труда».
Был избран исполнительный комитет Национального совета в следующем составе: М.А. Новомейский (Баргузин), З.И. Помус (Иркутск), СИ. Равикович (Харбин), СИ. Кадыш (Омск), Е.М. Барбель (Екатеринбург). Кандидатами стали И.Б. Ерманович (Иркутск), П.Г. Шнейдерман (Иркутск), А.И. Кауфман (Харбин), А.И. Коган (Новониколаевск), А.Б. Левин (Пермь), И.С. Быховский (Томск). Исполнительный орган Национального совета обязывался принять в срочном порядке необходимые меры, которые бы узаконили публично-правовое положение еврейских общинных учреждений, их организационные формы и компетенцию.
Съезд выразил свое отношение к общероссийским событиям. Члены Национального совета А. Патерсон и А. Евзеров подписали декларацию против роспуска Учредительного собрания [1]. Декларирова/313/
1. Нейтман Н.А. Антисоветская деятельность сионистских организаций Забайкалья в 1917-1921 гг. // Забайкальский краеведческий ежегодник. 1967. № 1. С. 111.
лись связь с идеями демократии, включенность в общероссийские события и осуждение политики Советской власти, поскольку на территории, ей подчинённой, началась борьба с религией и стали приниматься меры к прекращению деятельности небольшевистских организаций, что позднее привело (летом 1919 г.) к запрету сионистских организаций.
По постановлению съезда на имя Колчака была отправлена телеграмма с протестом против антисемитских статей в печатном органе штаба Верховного главнокомандующего «Русский воин», которые квалифицировались как натравливание армии на евреев и неприкрытый призыв к погромам, поскольку евреев изображали виновниками всех несчастий, призывая к отмщению за беды, принесенные России. Выражалась надежда на то, что будут приняты меры «к прекращению этого похода против евреев», а виновники привлечены к законной ответственности [1]. Реакция Колчака на этот протест неизвестна, во всяком случае, публично она не была выражена.
С февраля 1919 г., по решению съезда, в Иркутске стал выходить еженедельный общественно-политический журнал «Еврейская жизнь». Цель издания, как говорилось в передовой статье первого номера, заключалась в том, чтобы отражать и освещать еврейскую общественную жизнь в России и в мире. Журнал помещал статьи о политическом положении, о деятельности общин и различных еврейских организаций, в нем подробно освещалась работа и решения III Всесибирского сионистского съезда и съезда еврейских общин в Иркутске. Журнал выходил «при ближайшем участии» ведущих деятелей сионизма в Сибири Г.И. Гительсона, A.M. Евзерова, М.А. Новомейского, Л.С. Цыбина и З.И. Шкундина, поэтому наибольшее место на его страницах занимало освещение сионистской деятельности.
Решения Иркутского съезда активизировали процесс реорганизации тех общин, где это еще не было сделано. Как сообщала «Еврейская жизнь», «после длительной борьбы была побеждена косность и ...приступлено, наконец, к организации выборов общинного совета на демократических началах» в Ачинске. На проходивших 23 февраля выборах конкурировали три списка: № 1 - сионистов, № 2 -беспартийных и № 3 - Литературного общества. Список сионистов получил 133 голоса, беспартийный- 113, Литературного общества - 65 голосов. 2 марта состоялось первое заседание, на котором был сформирован президиум и намечены комиссии: финансовая, социально-экономическая, религиозная, культурно-просветительная, ревизионная, общественного призрения и статистическая. Приступили к реорганизации общин и в других городах. 20 февраля собранием сионистской организации в Харбине был утвержден список на выборах в общинный совет. 5 марта вопрос о предстоящих выборах в общинный совет обсуждался на объединенном заседании ваадов еврейских обществ и политических организаций в Тобольске [2].
Однако заметных сдвигов в реформировании общин не произошло. Во Владивостоке, например, старый совет общины признал необходимость его реформирования только в конце декабря 1919 г. [3] Слишком неблагоприятной для размеренного общинного строительства была общественно-политическая ситуация. Показательна в этом смысле судьба еврейской общины Кустаная. Приказом начальника гарнизона от 25 февраля 1919 г. предписывалось «ввиду крайне осложнившегося квартирного вопроса... выселить из города в уезд за 100 верст от железной дороги всех евреев и военнообязанных, без различия национальностей». Выселению не подлежали только «нужные люди» - врачи, фельдшеры, служащие аптек и аптекарских магазинов, а также служащие на электрической станции. За укрывательство и содействие укрывательству назначался штраф до 3 тыс. руб. или трехмесячное тюремное заключение. Приказ предусматривал его безусловное исполнение в течение 7 дней, но так как он был опубликован только 28 февраля, выселяемые вынуждены были покинуть город за четыре дня, распродав за бесценок свое имущество. Городская дума предпочла не реагировать на этот антисемитский приказ. В результате кустанайская община, ведущая свое существование с 1909 г., распалась. Часть её членов переехала в Боровое, часть - на восток [4]. Нелегко пришлось в условиях режима атамана И.П. Калмыкова Хабаровской общине, сократилась ее численность, многие выехали в Харбин [5]. /314/
1. Народная газета. 1919. 1 февр.; Далекая окраина. 1919. 7 февр.
2. Еврейская жизнь. 1919. № 7. 28 марта. С. 21.
3. Голос Родины. 1919. 31 дек.
4. Рабинович В.Ю. Жизнь евреев Сибири и Урала в 1919 г.: рассказывают документы // Сибирский еврейский сборник. Иркутск, 1996. № 2. С. 95-96; Еврейская жизнь. 1919. № 7. 28 марта. С. 20. Романова В.В. Власть и евреи... С. 147.
На собраниях реорганизованных общин разрабатывались и обсуждались уставные документы [1]. Одной из первостепенных задач, которую необходимо было решать, являлся перевод функций еврейских обществ - ОПЕ, ОЗЕ, ЕКОПО, пособия бедным евреям и др. - в ведение общинных ваадов. Эти вопросы были предметом обсуждения происходивших в первой половине 1919 г. общинных собраний в Верхнеудинске [2] и Красноярске [3]. Большие трудности вызывало налаживание финансовой деятельности общинных советов. Введение подоходного налога в условиях Гражданской войны было практически невозможно. Самообложение членов общин не позволяло покрывать все расходы общин. Финансовым комиссиям приходилось прибегать к старым способам добывания средств - к устройству концертов, лотерей, спектаклей [4]. Поэтому именно эта деятельность оставалась наиболее заметной.
Сибирские общины откликнулись организацией протестных акций на еврейские погромы, которые прошли в конце 1918 - начале 1919 г. в Польше и Галиции. В городах Сибири - Омске, Мариинске, Верхнеудинске, Харбине, Владивостоке, Иркутске и др. - прошли митинги протеста с участием представителей нееврейских организаций. В митинге, состоявшемся 13 марта в Иркутске, кроме еврейских организаций, участвовали представители Союза областников-автономистов, польских социалистических партий, латышских организаций, чехословацкого, литовского, якутского обществ, Бурятского национального совета, кооперативных объединений, земства, профсоюзов, городского самоуправления, кадетов, а также студенты и преподаватели университета. Резолюция, принятая на митинге, была послана Парижской мирной конференции и социалистической конференции в Берне. С особым протестом выступили Рада польской гмины в Иркутске и Совет иркутских кооперативных съездов [5]. По жертвам погромов в сибирских синагогах служили панихиды, был организован сбор средств.
Хотя в Сибири антисемитизм не получил столь широкого распространения как, например, на юге России и Украине, его проявления все же имели место, особенно в армейской среде. Национальный совет собрал множество фактов проявлений антисемитизма в Сибирской армии: евреев-добровольцев не принимали в военные училища и школы младших командиров, отстраняли от должностей переводчиков, писарей и т.п., офицеров-евреев во Владивостоке ставили на особый учет и т.д. [6]
О тревожном положении евреев в прифронтовой полосе отделение Национального совета в Омске попыталось поставить в известность правительство, обратившись 10 марта 1919 г. с докладной запиской к П.В. Вологодскому, в которой сообщалось, что в Челябинске «образовалась группа лиц, поставивших цель вести в войсках пропаганду антисемитизма и разжигания националистических страстей». Под прикрытием противобольшевистской агитации, они «весь одиум борьбы с большевизмом и его идеями переносят на евреев и еврейский народ». К записке прилагались прокламации, распространяемые в Челябинском направлении прифронтовой полосы. Указывалось, что эта литература печатается при содействии воинских штабов и печатается в типографии штаба корпуса и в типографии Вольфсона по «категоричному требованию чинов Челябинского штаба». Подчеркивалось, что прокламации являются не только «антигосударственным актом», натравливающим одну часть населения против другой, но вредны и с военной точки зрения, т.к. переносят идею борьбы с анархией и социализмом, борьбы «за идею собственности» «с разрушителями государственного строя и порядка, за государство и порядок» в область демагогии, «мрачной и ужасной по своим последствиям» [7]. К записке прилагались копии пяти листовок, адресованных красноармейцам и казакам, датированных февралем 1919 г.
Этим прокламациям нельзя отказать в понимании психологии солдатских масс в условиях Гражданской войны. В листовке «Братья-красноармейцы», подписанной «сибирские стрелки», внушалось, что почти все комиссары, особенно главные, «одни жиды, всегда ненавидевшие все русское, всегда старавшиеся выжать последнюю каплю крови из русского крестьянина и рабочего». Евреев нет на фронте, зато их легко найти в тылу, «за вашими спинами». Красноармейцев предупреждали, что после /316/
1. Забайкальская новь. 1919. 27 февр.; Наш путь. 1919. 4 мая.
2. Забайкальская новь. 1919.27 февр.
3. Енисейский вестник. 1919. 12 (25), 14 (27) мая.
4. Еврейская жизнь. 1919. № 7. 28 марта. С. 21.
5. Мысль. 1919. 15 марта; Наша мысль. 1918. 16 марта.
6. Самоделкин В.А. Указ. соч. С. 57. 'ГАРФ. Ф. Р-176. Оп. З.Д. 15. Л. 18-21 об.
того как большевики будут разбиты, жиды, которые «забрали уже все русское золото и ценности», убегут, а «вы останетесь в разоренной хате», «у разбитого корыта, в селах не будет чем засеять и обработать поля, нечем будет кормить ваши семьи». Листовка заканчивалась призывом: «Берите свое оружие и направляйте его не против своих братьев-сибиряков, а против разорителей ваших родных сел, против всех жидов-комиссаров и русских жуликов, помогающих им... Долой жидов-комиссаров с их друзьями большевиками! Да здравствует все русское» [1].
В другой листовке, также подписанной «сибирские стрелки», антисемитская риторика была еще более откровенной. Красноармейцев призывали не позволять себя «дурачить» «жидам-комиссарам», «жидовским проходимцам и подлецам», утверждающим, что белые-воюют за помещиков, защищают церкви. На самом деле, говорилось в листовке, «мы воюем за изгнание жидов-большевиков из Москвы», ...чтобы они «не смели трогать наши святыни в Москве. Мы воюем за то, чтобы русскому человеку жилось в России хорошо, чтобы он имел свою собственную землю и свой дом, в котором его не смел бы трогать ни один жидовский комиссар... Вам жиды-комиссары говорят, что мы защищаем церкви. Да, мы их защищаем, потому что верим в Бога...». Упрекая красноармейцев, что они, следуя указаниям «жидков-комиссаров», грабят церкви и убивают священников, авторы листовки призывали спросить у них, отчего «они свои синагоги не разрушают, отчего своих раввинов не убивают, отчего они своих промышленников, фабрикантов и заводчиков не грабят?.. А потому не убивают, что им нужно, чтобы все окончательно перешло к ним в руки, тогда они будут царствовать, а вы им ноги лизать... Почему они называют себя красными, а армию красной, да потому, что купаются в крови невинных людей» [2].
В листовке, обращенной к казакам и подписанной «уральские и сибирские стрелки казаки», содержался призыв: «Гоните и уничтожайте жидовских комиссаров и тех, которые предались жидам и разорили русскую землю, жгут и грабят русский народ» [3]. Еще одна листовка была якобы подписана пленными красноармейцами, которые убеждали, что «жиды-комиссары и красноармейские большевистские газеты столько наврали про Сибирь, что и сказать нельзя». На самом деле «здесь живут хорошо, хлеба много, много товаров пришло из Америки, никаких очередей нет. Все живут, как в мирное время» [4]. В листовке «Кто вами командует, красноармеец?», под которой значилась подпись начальника дивизии полковника Космина, на «жидовскую кучку» во главе с Троцким и «Абрамом Крыленко» возлагалась вина за развал Русской армии и говорилось, что Красной армией командуют офицеры, которые продали свою душу и тело «жидовскому кагалу за несчастные керенки» [5].
По свидетельству Н.В. Чайковского, один из колчаковских офицеров в разговоре заметил, что в этих краях никто не способен написать прокламацию без нападок на евреев [6]. Среди агитационных материалов, беспрепятственно распространявшихся на фронте и в тылу, была брошюра «Речь раввина к еврейскому народу», представлявшая собой вариацию на тему «Протоколов сионских мудрецов», в которой говорилось о способах захвата евреями власти над миром и о последующем уничтожении христианства [7]. Антиеврейские статьи печатались в газетах «Сибирская речь», «Русская армия», «Стрелок», «Вперед» и др. Публикация антисемитских статей после неоднократных заверений об их приостановлении, которые делались официальными лицами (П.В. Вологодским, И.И. Сукиным, самим А.В. Колчаком), на некоторое время прекращалась, но затем вновь возобновлялась.
Неэффективность агитационно-пропагандистской работы признавали сами колчаковцы. Газета штаба Западной армии «Друг армии и народа», анализируя деятельность осведомительного подразделения штаба, констатировала, что вместо того, чтобы «помочь солдатам и крестьянам разобраться в сложных вопросах переживаемого момента», он занимался только «руганью большевиков и евреев». Пропаганда, которую вело это отделение через газету, выпускаемые им воззвания и иллюстрации «но/317/
1. ГАРФ. Ф. Р-176. Оп. 3. Д. 15. Л. 23-23 об.
2. Там же. Л. 26-27.
3. Там же. Л. 22.
4. Там же. Л. 29-29 об.
5. Там же. Л. 24-25.
6. См.: Будницкий О.В. Российские евреи между красными и белыми (1917-1920). М., 2005. С. 253.
7. Амурская жизнь. 1919. 20 июля.
сили специфический характер, напоминая те органы печати, которые выходили под лозунгом «Бей жидов» [1]. «Образцы противобольшевистских прокламаций, привозимых с фронта, - писал по этому поводу Л.А. Кроль, - были по-детски наивны: в основе своей они имели то, что Ленин и Троцкий засели в Кремле, а их лозунгом их было то, что позже вылилось в стереотипное «Бей жидов, спасай Россию» [2].
Тот факт, что антисемитская карта в Сибири разыгрывалась в меньшей степени, чем на Юге, объяснялось, очевидно, меньшей остротой «еврейского вопроса» для Сибири и личными взглядами руководителей колчаковской пропаганды и редакторов сибирских газет. Во всяком случае, помощник руководителя Русского бюро печати, известный публицист Н.В. Устрялов упоминает лишь два «досадных случая антисемитских выпадов» в изданиях бюро. В начале лета 1919 г. агитационный отдел бюро выпустил плакат, изображавший Ленина и Троцкого в коронах. «Плакат, по словам Устрялова, был сам по себе неплох, но художник поместил на нем вместо пятиконечной советской звезды шестиконечную еврейскую, что, разумеется, придало ему специфический душок дурного тона». При этом Устрялов «категорически» утверждал, что в приведенном им эпизоде «не было и тени умысла со стороны руководителей бюро», а «был недосмотр, зевок, пусть очень достойный порицания». Устрялов уверял, что и руководитель бюро А.К. Клафтон, и он просто просмотрели форму звезды. К тому же, по его словам, он «тогда даже и не разбирался толком в облике еврейской эмблемы» [3].
Такая агитация не могла не вызвать негативной реакции со стороны еврейской и демократической общественности, которые, как пишет Устрялов, «резонно протестовали против этого плаката». Так, автор одной из статей, опубликованной в каинской газете, недоумевал, почему на агитационной афише, направленной против «комиссародержавцев», красуется сионистский знак: «Причем здесь национальный знак евреев-народников? К чему оскорблены их народные чувства, а ведь в нашем городе много евреев, зачем им незаслуженно причинять боль? Если афиша направлена против евреев-большевиков, тогда почему на ней нет «национальных знаков хотя бы латышей, поляков, украинцев, мадьяр, китайцев и др., ведь среди русских большевиков есть люди положительно всех национальностей?» Отсюда автор делает вывод: «значит, имелся в виду весь еврейский народ» и «тогда получается натравливание одной части населения на другую» [4].
Второй случай, о котором упоминает Устрялов, относится к декабрю 1919 г. Просматривая номер «Нашей газеты», Устрялов нашел в нем рисунок «с антисемитским налетцем». Он вызвал к себе редактора газеты Немиловского и «резко указал ему на недопустимость подобных рисунков». Поскольку Немиловский стал резко протестовать против попытки затронуть его «право редактора» и угрожал отставкой, Устрялов, «скрепя сердце, примирился с выпуском номера, задерживать который было неудобно и технически» [5].
Н.В. Устрялов признавал «проявления бытового антисемитизма на фронте» и не отрицал того, что в белой сибирской прессе число юдофобских выпадов не ограничивалось приведенными случаями. В то же время он утверждал, что «руководящие круги боролись с этим злом и не были в нем повинны» [6]. Действительно, как сам Колчак, так и члены его правительства не раз заявляли о своих намерениях бороться с проявлениями антисемитизма и не допускать агитации против евреев. Собранные омской общиной факты дискриминации евреев рассматривались на встрече с верховным правителем в марте 1919 г. Указав, что распоряжение о выселении евреев из Кустаная было отменено как «незакономерное», Колчак отметил единичный характер подобных случаев и заверил, что «верховная власть неизменно стоит на точке зрения полного равенства всех перед законом» [7]. 14 мая, во время встречи с еврейской депутацией в Уфе, Колчак вновь заявил, ссылаясь на свой ответ депутации Омской еврейской общины: «Я против национальной травли и не имею основания менять свое отношение к этому вопро/318/
1. Константинов С.И. Пропагандистская работа в армии Колчака // История «белой» Сибири. Кемерово, 1997. С. 65.
2. Цит. по: Шевелев Д.Н. К вопросу о качестве и эффективности колчаковской пропаганды // История «белой Сибири». Кемерово, 2005. С. 170.
3. Цит. по: Будницкий О.В. Российские евреи... С. 250.
4. Барабинская степь. 1919. 24 авг.
5. Цит. по: Будницкий О.В. Российские евреи... С. 250.
6.Там же. С. 251.
7. Русская речь. 1919. 20 марта; Забайкальская новь. 1919. 6 апр.
су. Объясняю шероховатости, наблюдающиеся в национальных отношениях, нервным состоянием страны, особенно в прифронтовой полосе. Уверен, что в связи с общим успокоением страны исчезнет и острота национального вопроса» [1].
Пытаясь противостоять усиливавшейся антисемитской пропаганде, Томское отделение Национального совета в апреле 1919 г. создало бюро печати, призванное вести контрпропаганду [2]. 23 апреля представители местной еврейской общины изложили свои «тревоги и опасения» председателю Совета министров П.В. Вологодскому, воспользовавшись его приездом в Томск на отдых. Отчет об этом приеме был опубликован 1 мая в омской газете «Заря» [3], а затем перепечатан другими сибирскими и дальневосточными газетами [4]. В состав делегации входили М.Г. Гинсберг, М.И. Байвель, И.С. Быховский и М.А. Лурия. Глава общинного совета И.С. Гинсберг обратил внимание Вологодского на то, что «за последнее время юдофобство распустилось в стране пышным цветом, что оно усердно культивируется не только в народных массах, в своей темноте и недисциплинированности всегда восприимчивых ко всякого рода эксцессам, но даже в среде армии», назвав это явление далеко не случайным и тем более опасным, что проявляется оно со стороны тех, кто «причастен к власти и армии». Подчеркивая, что евреи не должны быть в ответе за тех евреев, «коих мы и сами изгнали бы охотно из своей среды», Гинсберг призвал правительство отказаться «от своей пассивности в еврейском вопросе» и открыто выразить отношение к антисемитизму, как явлению антигосударственному и антиправовому. Вологодский ответил, что отмеченные в обращении явления ему известны, что и он лично, и Совет министров относятся к нему отрицательно. Меры борьбы с этим явлением принимаются, ряду газет даны указания о недопустимости публикации антисемитских статей и заметок, были «сделаны разъяснения о неправильности действий некоторых органов власти во всех тех случаях, когда эти действия вопреки закону имели своим объектом еврейское население». В заключение Вологодский дал обещание поставить вопрос «о более активном реагировании» со стороны Совета министров на антисемитские явления.
Известия об ограничении прав евреев на территории, подконтрольной правительству Колчака, производили нежелательное для белых впечатление на Западе. Требовалось разъяснение политики Омска по отношению к еврейскому населению. С.А. Угет, финансовый атташе российского посольства в Вашингтоне, замещавший посла Б.А. Бахметьева на время пребывания последнего в Париже на мирной конференции, телеграфировал 8 марта 1919 г. одновременно в Париж и Омск: «Еврейство, имеющее громадное влияние на Правительство (США. - И.Н.), - писал Угет, - сильно встревожено. Желательно категорически опровергнуть подобные слухи немедленно или же дать печати заявления, удовлетворительно объясняющие те или иные меры. Следует иметь в виду, что энергично развитая, благодаря обилию средств, активность большевиков и им сочувствующих, использует каждый подобный слух в целях дискредитации правительства адмирала Колчака» [5].
Угет, по-видимому, запрашивал Бахметева о том, не собирается ли Русское политическое совещание или, возможно, правительство Колчака сделать «особое заявление по еврейскому вопросу». Посол ответил, что «в ближайшем будущем» делать такое заявление не предполагается. Заявление по «еврейскому вопросу» Колчак сделал позднее. Оно было изложено в секретной телеграмме от 6 июня 1919 г. и.о. товарища министра иностранных дел из Омска в Париж на имя министра С.Д. Сазонова. Телеграмма гласила: «Адмирал Колчак просит передать, что до него доходят слухи о тревогах евреев в России за их будущее. Верховный правитель считает целесообразным напомнить неоднократно и гласно высказанные им взгляды, что задача Правительства - обеспечить всем народам России без различия национальностей и религии полное равенство перед законом, который должен ограждать личную безопасность всех граждан. В этом смысле он не раз высказывался и при беседах с депутатами еврейских общин, представлявшихся ему для заверения лояльности и патриотизма, подкрепляя последние крупными денежными пожертвованиями на нужды армии. Не могут быть терпимы, полагает вер/319/
1. Правительственный вестник. 1919. 18 мая; Русская речь. 1919. 18 мая.
2. Самоделкин В.А. Указ. соч. С. 57-58.
3. Дневник Петра Васильевича Вологодского // За спиной Колчака: документы и материалы. М., 2005. С. 178-179.
4. Голос Приморья. 1919. 22 мая; Вестник Приуралья. 1919. 24 мая.
5. Цит. по: Будницкий ОБ. Российские евреи... С. 369.
ховный правитель, сообразно с этим в ущерб мирному течению жизни какой-либо части населения, и проявления междуплеменной розни» [1].
Эту позицию Колчак подтвердил в беседе с представителем в Сибири и на Дальнем Востоке Американского еврейского распределительного комитета (Джойнт) - влиятельной благотворительной организации, созданной в начале Первой мировой войны, Ф. Розенблатом, который 27 июня 1919 г. встречался с И.И. Сукиным, а 29 июня получил аудиенцию у верховного правителя. Розенблат рассказал, что по прибытии во Владивосток в марте 1919 г. он был поражен размахом антисемитской пропаганды, обилием антисемитских листовок, плакатов, публикаций в официальных газетах и бюллетенях. Сукин заявил Розенблату, что и верховный правитель, и Кабинет министров сознают необходимость запрещения всякого рода антисемитской агитации, ибо последняя опасна не только для благополучия еврейского народа, но и для возрождающегося государства. По словам министра, правительством были отданы приказы военному командованию, власти, указания повременной печати, предписывающие запрещать всякого рода агитацию, направленную против евреев [2].
Колчак в свою очередь заверил Розенблата, что «в Сибири никогда не было антисемитизма или того, что принято называть еврейским вопросом». Он особо подчеркнул: «За 8 месяцев правления моего никогда не было вопроса об опасности, которая бы грозила сибирскому еврейству. Мы никогда не сомневались в лояльности и выполнении гражданского долга со стороны еврейского населения. Я принимал несколько еврейских депутаций, был ими приветствуем, они передали значительную сумму денег и других необходимых средств для армии. Между нами и сибирским еврейством не было никогда недоразумений». Существование некоторой опасности для евреев Колчак признавал лишь на Дальнем Востоке, «где международное положение в высшей степени осложнено», где «находятся подонки всех народов» и «плохие элементы еврейства». Этим и пользуются антисемиты, развивая антиеврейскую агитацию. Колчак считал антисемитизм явлением наносным, вызванным бедствиями Гражданской войны, наплывом беженцев из западных губерний России, как евреев, так и неевреев. Он полагал, что стоит «схлынуть волне беженцев» - исчезнет «и это наносное явление». Второе условие, которое поможет уничтожить антисемитизм, - победа над большевиками, тогда «отпадет клевета на евреев за обольшевичивание России, которая по своему существу нелепа», ибо еврейство «буржуазнее и консервативнее» русского населения. И если оно должно нести ответственность за Троцкого, Свердлова, Иоффе и т.д., то совершенно в такой же мере, как русский народ должен нести ответственность за Ленина, Крыленко и Луначарского и прочих» [3].
Запись разговора Розенблата с Колчаком была опубликована в сибирских и - в переводе на английский язык - в американских газетах, но в цензурованном виде. Не был опубликован, в частности, ответ Розенблата на замечание Колчака о том, что антисемитские прокламации предназначались для красных, а не для колчаковцев. «Означает ли это, что Вы хотели, чтобы Красная армия устроила погром?» - спросил адмирала Розенблат. Колчак, которому вопрос не понравился, ответил, что именно поэтому он запретил их распространение. Однако, как заметил в своем отчете Джойнту Розенблат, на самом деле Колчак не был искренен, поскольку далеко не всегда пресекал подобную агитацию. Так, за день до встречи с Розенблатом в армейском информационном бюллетене было опубликовано сообщение, что телефонисты на фронте, подключившись к линиям противника, не смогли получить никаких важных сведений, поскольку переговоры между различными командирами дивизий красных в течение нескольких часов велись только на еврейском языке. Когда Розенблат обратил внимание адмирала на эту публикацию, Колчак спросил: «Вы же не хотите запрещать информацию?» Розенблат заметил, что это не информация, а инсинуация: в течение нескольких часов многие люди, командиры Красной армии, говорят только на идише. «Это значит, что Красная армия в руках евреев; что евреи ответственны за Гражданскую войну». Колчак ответил, что число евреев в Красной армии незначительно, и не стал опровергать опубликованное ранее провокационное сообщение. А два дня спустя после интервью с командующим Сибирской армией генерал М.К. Дитерихс выпустил очередную антисемитскую листовку [4]. /320/
1. Цит. по: Будницкий О.В. Российские евреи... С. 370.
2. Барабинская степь. 1919. 24 авг.
3. Сибирская жизнь. 1919. 3 сент.; Дальневосточное обозрение. 1919. 21 сент.
4. См.: Будницкий О.В. Российские евреи... С. 251-252.
Несмотря на то, что источником антисемитской агитации нередко являлся штаб Верховного главнокомандующего, сам адмирал Колчак, судя по воспоминаниям современников, антисемитом не был. Еврейские общественные деятели в Сибири отмечали «самое благожелательное отношение со стороны представителей высшей власти» [1]. О том, что Колчаку не был присущ антисемитизм, свидетельствовал М.М. Винавер, известный еврейский общественный деятель и один из лидеров партии кадетов. На встрече, посвященной положению российского еврейства, которая была организована 5 июня 1919 г. в Париже комиссией Всемирного еврейского союза [2], Винавер заявил, что личное знакомство с А.В. Колчаком и А.И. Деникиным позволяет утверждать, что ни тот ни другой не являются реакционерами и антисемитами [3].
На защиту колчаковского правительства встал, выступая в поддержку его дипломатического признания, А.И. Зак, руководитель Русского (Российского) информационного бюро в США. В большой статье «Омское правительство перед судом мирового общественного мнения», опубликованной в еженедельнике «Struggling Russia» («Сражающаяся Россия»), Зак доказывал приверженность омской власти принципам демократии и федерализма. В этом же номере было помещено обращение к американским евреям литератора К.А. Ковальского, эсера, представлявшего в США Совет съездов сибирских кооперативов, т.е. деятеля по всем меркам демократического, но фактически занимавшегося пропагандой и осведомлением в интересах Омского правительства. Обращаясь к «народу Гейне, Мендельсона и Спинозы», Ковальский подчеркивал, что в Сибири, на Урале, и вообще на территории несоветской России не было ни одного погрома, что еврейские общины Омска, Перми и Екатеринбурга оказывают помощь Сибирской армии. Как свидетельство демократичности Омского правительства он назвал назначение на пост председателя комиссии по новым выборам в Учредительное собрание писателя Белоруссова, члена редакции «Русских ведомостей» и друга В.Г. Короленко, известного всем по его выступлениям в защиту еврейства, в особенности в период дела Бейлиса [4].
Отрицая наличие погромного движения в Сибири и на Урале, Ковальский был прав. Наблюдающийся по мере отступления белых рост антисемитизма на территории, подчиненной Колчаку, не вылился в погромное движение против евреев, хотя отдельные эксцессы все же имели место. Известен погром, произведенный колчаковскими частями в Шадринском районе в июне 1919 г. Он не носил сугубо антиеврейского характера, но еврейское население серьезно пострадало. Еврейской депутацией Колчаку был заявлен по этому поводу решительный протест, в ответ на который были получены заверения о принятии мер для предупреждения подобных эксцессов [5]. В Екатеринбурге в июле 1919 г. накануне ухода из города офицеры-анненковцы устроили избиение нерусского населения - евреев, китайцев, татар. Жертвами этого погрома, по мнению Н. Перейры, стало 200 чел. В этот день, по воспоминаниям P.M. Зельмановского, казаки приволокли на кафедральную площадь города 8 евреев, им вырезали языки, рвали на них волосы, кололи штыками. Около 30 тяжело раненных евреев были доставлены в больницу [6]. По другим сведениям, полученным д-ром Ф. Розенблатом, в Екатеринбурге погибло около 3 тыс. евреев. Информацию о погроме в Екатеринбурге подтвердил Розенблату командующий американскими войсками в Сибири генерал У. Грэвс. Однако эти сведения были категорически опровергнуты американским консулом в Сибири Э. Харрисом, утверждавшим, что они основаны лишь на слухах [7]. Других свидетельств о еврейских погромах на территории, подвластной колчаковской администрации, не известно.
Летом - осенью во многих сибирских городах появились воззвания, призывавшие бывших военнопленных славян вступать в ряды армии для борьбы с большевиками. Зачастую в текстах этих листовок /321/
1. Будницкий О.В. Русский либерализм и еврейский вопрос (1917-1920) // Гражданская война в России: события, мнения, оценки. M., 2002. С. 531.
2. Всемирный еврейский союз был создан в 1860 г. в Париже для оказания помощи евреям прежде всего в области защиты гражданских прав. Впоследствии его деятельность сосредоточилась преимущественно в сфере образования.
3. Будницкий О.В. Российские евреи... С. 375-376.
4. Там же. С. 373.
5. Романова В. В. Власть и евреи... С. 142.
6. Звягин С.П. Евреи Урала, Сибири и Дальнего Востока... С. 147.
7. См.: Будницкий О.В. Российские евреи... С. 382.
содержались антисемитские призывы: «Докажем, что жидовне нет места среди нас». Еврейские общинные деятели вынуждены были вновь и вновь обращаться к власти с просьбой принять меры к предотвращению погромной агитации. Поскольку власть мало реагировала на эти обращения, общины прибегают к активным протестным действиям. Исполнительное бюро Национального совета 30 сентября 1919 г. подало протесты «против этого беззакония, произвола и зла» Иркутской городской думе и Губернской земской управе. В протесте говорилось: «Грубые по форме, лживые по содержанию, эти воззвания и статьи извращают весь смысл происходящей Гражданской войны, подготовляют почву для зверских погромов и наносят тягчайшее оскорбление еврейскому народу...». Подобный протест еще раньше был направлен в Нерчинскую городскую думу и земскую управу. 5 октября Исполнительным бюро был разослан циркуляр, в котором предлагалось подавать подобные протесты и в других городах, чтобы поставить этот вопрос перед лицом общественной совести» [1].
В августе 1919 г., по свидетельству И. Сукина, военному командованию и властям в очередной раз был отдан приказ о запрещении агитации, направленной против евреев, поскольку такого рода агитация опасна как для благополучия еврейского народа, так и для возрождающегося государства [2]. Однако и на этот раз публикация антисемитских статей прекратилась лишь на некоторое время. А по мере ухудшения положения колчаковской армии обращение к антисемитским мотивам в прессе и в пропаганде еще более усилилось.
Много усилий сибирскими общинами направлялось на организацию помощи беженцам, которая осуществлялась при содействии «Джойнта». С этой целью в Сибирь была направлен его представитель доктор Ф. Розенблат. В ноябре 1919 г. он встретился с представителями Национального совета для обсуждения вопросов оказания помощи жертвам Гражданской войны. Были определены число нуждающихся в помощи и размер выделяемых сумм: Чита - 200 чел., 30 тыс. руб.; Мариинск - 15 чел., 3 тыс. руб.; Сретенск - 80 чел., 15 тыс. руб.; Благовещенск - 50 чел., 10 тыс. руб. Выделение помощи оговаривалось условием, чтобы точно такие же суммы были выделены общинами. Неизвестно, были ли эти суммы направлены в названные города. Сомнительно также, что общины располагали средствами для выполнения поставленного им условия. К тому же вскоре политическая ситуация в Сибири осложнилась, что чрезвычайно затруднило деятельность Национального совета. Последний его протокол датируется 7 марта 1920 г. Вскоре в связи с падением колчаковского режима и установлением советской власти в Сибири прекратилась и деятельность Исполнительного бюро в Иркутске. Значительная часть его членов перебралась на Дальний Восток, а впоследствии - в Харбин, куда в эти годы сместился центр еврейской жизни региона [3].
На Дальнем Востоке деятельность «Джойнта» продолжалась около трех с половиной лет. Кроме беженцев, объектом его заботы были евреи-военнопленные австро-венгерской армии, содержавшиеся в лагерях Приморья и Приамурья. Для оказания помощи нуждающимся «Джойнтом» было отправлено во Владивосток 10 вагонов теплой одежды, продовольственные посылки и 50 тыс. американских долларов. В марте 1919 г. во Владивосток прибыл, как писали газеты, «представитель американских евреев» Мейсон. При его поддержке было отремонтировано общежитие для беженцев. Газета «Забайкальская новь» сообщала, что Мейсон получил из Америки около 1000 пудов разного платья и обуви, часть этих вещей распределена во Владивостоке между беженцами, а остальное будет отправлено в Иркутск, Омск и другие города Сибири» [4].
В сентябре 1919 г. члены Национального совета евреев Сибири и Урала попытались зарегистрироваться как общественная организация. Устав так определял ее назначение: объединение деятельности еврейских общин Сибири и Урала «в области культурно-нравственной работы, общественного призрения и других задач, лежащих на общинах». По Уставу Национальный совет представлял интересы еврейского населения перед правительством и всеми государственными, общественными и частными учреждениями. Национальный совет имел полномочия юридического лица, т.е. право приобретать и /322/
1. Рабинович В.Ю. Жизнь евреев Сибири и Урала... С. 92-94.
2. Барабинская степь. 1919. 24 авг.
3. Романова ВВ. Власть и евреи.... С. 145-146.
4. Там же. С. 150.
отчуждать имущество, заключать договоры, принимать пожертвования и завещания и др. В Уставе отмечался легитимный характер Национального совета, получившего свои полномочия от съезда еврейских общин Сибири и Урала. Однако Окружной суд отказал Национальному совету в регистрации на основании того, что еврейские общины не зарегистрированы и поэтому не могут быть «объединяемы и направляемы» в своей деятельности [1].
Официальные власти в лице правительственных учреждений отрицательного отношения к созданию Национального совета не выразили. Но в газете «Русская армия» появилась заметка, автор которой П. Семипалатинский возмущался тем, что «евреям мало объявленного равноправия народов» и они «стремятся к национальной автономии еврейских общин с одним центральным органом во главе». Реализацию автономии евреев в России он называл «безумием», полагая, что евреям нужно создать государство в Палестине и быть там державной нацией, как русским в России. Россия создана русским народом, и должна быть «навеки не интернациональным, а русским и славянским государством». Автор упрекал евреев в том, что своими требованиями они лишают русский народ такого права. Русские националисты, по его заявлению, признавали равноправие народов, но не сепаратизм, а возрождение России считали возможным на основе русского национального духа [2].
Большое значение придавали легализации деятельности своего движения сионисты. По данным ВЦИБ, к началу 1919 г. сионистские организации имелись более чем в 50 населенных пунктах Сибири [3]. По решению 111 съезда сионистов Сибири до восстановления связи с ЦК Сионистской организации в России Иркутское бюро выполняло функции общероссийского руководящего органа. В феврале 1919 г. члены Временного центрального исполнительного бюро (ВЦИБ), располагавшегося в Иркутске, М.А. Новомейский, A.M. Евзеров и З.И. Шкундин обратились в регистрационный отдел Иркутского окружного суда с заявлением о регистрации Устава Российской сионистской организации [4].
В Уставе подчёркивалась связь сионистской организации в России с Всемирной сионистской организацией (ВСО), приверженность принятой в 1897 г. в Базеле на Всемирном сионистском конгрессе программе деятельности. Фиксировались средства достижения этой цели: «целесообразная колонизация Палестины еврейскими земледельцами, ремесленниками и промышленниками»; «организация и объединение мирового еврейства для защиты его общих и частных интересов согласно законам каждой страны»; «развитие и углубление национального самосознания»; «подготовительные шаги для получения согласия держав, необходимых для осуществления конечной цели сионизма». По уставу, в члены сионистской организации принимались разделяющие ее программные установки евреи, достигшие 18-летнего возраста. Каждый член организации обязывался материально поддерживать движение, уплачивая шекель и обязательный ежегодный взнос.
Организационная структура СОВР определялась следующим образом. Низовую ячейку представляли местные комитеты, которые объединялись в районные комитеты. Местные комитеты в своей деятельности руководствовались постановлениями съездов и предписаний ЦК и районных комитетов. Районные комитеты в свою очередь избирались сроком на два года районными съездами, созываемыми ежегодно. Западно-Сибирский районный комитет располагался в Томске, Уральское окружное бюро - в Екатеринбурге, Дальневосточный районный комитет - в Харбине.
Высшим органом СОВР являлся съезд, созываемый как в очередном, так и в чрезвычайном порядке центральным комитетом. Очередные съезды созывались ежегодно, выборы, как и во все органы, происходили на основе «четырехвостки» - прямые, равные, тайные и пропорциональные для всех членов организации. В компетенцию съезда входило избрание членов ЦК, установление плана деятельности организации, рассмотрение текущих дел. В ЦК, избираемый на два года, входили члены исполкома, представители районов, редакторы партийных органов, директора финансовых институтов и руководители отделов. Члены ЦК от районов избирались по представлению районных делегаций.
В перерыве между заседаниями ЦК, происходившими не реже одного раза в два месяца, вся текущая работа, определяемая его директивами, возлагалась на Исполнительный комитет. Но поскольку /323/
1. ГАИО. Ф. Р-243. Оп. 6. Д. 2700. Л. 4, 7.
2. Русская армия. 1919. 25 апр.
3. См. табл. 15 приложения.
4. Текст Устава см.: ГАИО. Ф. Р-243. Оп. 6. Д. 2793. Л. 2-5.
связь с ЦК СОВР была нарушена, в Уставе фиксировалось, как это было предусмотрено решениями ноябрьского съезда в Томске (1918 г.), учреждение на территории, контролируемой Всероссийским правительством, Временного Центрального исполнительного бюро из пяти человек с функциями и правами ЦК с местонахождением в Иркутске.
На ВЦИБ возлагались следующие права и обязанности: «сноситься по всем делам сионистской организации со всякого рода учреждениями и лицами»; получать в почтовых и кредитных учреждениях суммы, адресованные на имя сионистской организации; возбуждать ходатайства «по предметам, относящимся к делам организации»; управлять всем движимым и недвижимым имуществом организации; совершать всякого рода сделки и договора или уполномочивать других лиц на совершение таких договорных сделок и актов и на защиту интересов организации в судебных установлениях. Бюро назначало также редактора печатного органа СОВР, а для ведения дел Национального фонда создавало специальную комиссию. В его распоряжении имелись платные инструктора для обслуживания нужд всех районов. Не реже одного раза в 3 месяца предусматривался созыв пленума организации, в состав которого входили члены ВЦИБ, представители районных и других областных комитетов по одному от ка
|
Николай
Registered User
From: Воронеж
Messages: 1584
|
|
Jewish national units. 1917-1920 |
|
|
|
После восстановления связи с ЦК СОВР предусматривалась реорганизация ВЦИБ во Всесибирский краевой комитет Сионистской организации, а его печатного органа - в общесибирский орган.
Большое значение ВЦИБ придавало созываемому в конце марта в Харбине Дальневосточному съезду сионистских организаций [1]. Основная его цель заключалась в том, чтобы связать между собой еврейские общины и сионистские организации Дальнего Востока. Совещанию предстояло выработать меры, направленные на выполнение постановлений III Всесибирского сионистского съезда. Учитывалось, что в создавшихся политических условиях Дальний Восток являлся перевалочным пунктом для эмиграции евреев в Палестину [2].
В работе съезда, открывшегося 25 марта 1919 г., приняли участие 19 делегатов, представлявших Маньчжурию, Владивосток, Шанхай, Харбин, а также «Цеире-Цион», организации «Гехалуц», «Мизрахи» и общество «Тарбут». Съезд проходил в помещении еврейской гимназии, как отмечалось в газетах, «при большом стечении публики» [3]. По докладу А.И. Кауфмана была принята резолюция, определявшая сферу деятельности и структуру дальневосточного районного комитета. В район его деятельности были включены Маньчжурия, Приамурье, Приморская область, еврейские колонии Китая и Японии. Районный комитет из пяти человек избирался съездом представителей всех местных комитетов района. Кроме того, в комитет входили представители от фракций «Цеире-Цион» и «Мизрахи». При обсуждении отдельных вопросов могли приглашаться представители от «Геховер» и «Тарбут» с правом решающего голоса. Один раз в год созывался делегатский съезд, на котором утверждался бюджет районного комитета. Средства его составлялись из 25%, отчисляемых от сумм прогрессивно-подоходного налога, и из обложения всех пунктов района определенной суммой. Центром местонахождения районного комитета определялся город Харбин.
Основной задачей районного комитета являлась агитационно-пропагандистская работа. С этой целью комитет обязывался рассылать лекторов и инструкторов во все населенные пункты, которые находились в его ведении. При районном комитете создавался склад агитационной литературы, художественных изданий, картин, открыток, карт Палестины, которые рассылались сионистским организациям на местах. Местные комитеты обязывались еженедельно присылать в Харбин протоколы своих заседаний и каждые три месяца - отчет о деятельности. Районный комитет был «вправе объявить обязательную организационную повинность для каждого активного сиониста». Во Владивостоке учреждались информационное бюро и бюро сионистской прессы. Владивостокскому комитету поручалось издание различного рода агитационных материалов - воззваний, летучек и листков.
Резолюция «О Еврейском национальном фонде» исходила из посылки о том, что выкуп земли в Палестине должен осуществляться «не отдельными лицами, а всем народом в течение ближайшего времени с целью национализации земли уже в начале основания еврейской государственности». Сио/324/
1. Еврейская жизнь. 1919. № 7. С. 13.
2. Дальний Восток. 1919. 28 марта.
3. Подробный отчет о работе съезда был опубликован в газете «Дальневосточное обозрение». (1919. 2 апр.).
истским организациям рекомендовалось обратить «сугубое внимание» на усиление средств Национального фонда: широко популяризировать сведения о нем; увеличить количество кружек для сбора денег во всех еврейских домах, магазинах и конторах района; широко распространять марки фонда; местным комитетам района ежегодно проводить дни Национального фонда. По вопросу о структуре руководящего органа - комитета Национального фонда - было решено, что он должен избираться на общем собрании сионистов с пропорциональным представительством сионистских фракций. В отличие от сионистских организаций, большинство бундовских групп и организаций в Сибири, как и других организаций социалистической направленности, распалось. Левые элементы Бунда сближаются с большевиками, устанавливая связь с подпольными большевистскими организациями, и фактически отходят от Бунда [1]. Остальные руководили деятельностью своих фракций в еврейских общинах, рабочих клубах и т.п. [2]
К организации рабочего клуба в Иркутске приступили еще в августе 1918 г. Из представителей всех местных социалистических организаций была избрана комиссия. К октябрю были закончены все подготовительные работы, разработаны устав и план работы клуба, предусматривавший чтение лекций по истории евреев, еврейской литературы и еврейского рабочего движения в России, Галиции, Англии и Америке [3]. 17 ноября состоялось учредительное собрание рабочего клуба «Цукунфт» («Будущность»). Был утвержден устав клуба [4], избрано правление из 9 чел., ревизионная комиссия. В члены клуба записалось 60 чел. 18 ноября прошло первое заседание правления, на котором было принято решение об организации драматической, хоровой, литературной, библиотечной и хозяйственной секций. К торжественному открытию клуба 1 декабря планировалось выпустить литературно-общественный сборник, посвященный еврейской демократии в Сибири [5].
После съезда еврейских общин в январе 1919 г. было решено расширить сферу и масштабы деятельности рабочего клуба и образовать в противовес Национальному совету евреев Сибири и Урала сибирскую лигу еврейской культуры «Цукунфт» (сибирер идише культурлиге «Цукунфт). Лига была зарегистрирована Иркутским окружным судом в апреле 1919 г. Ее деятельность распространялась на всю Сибирь, включая Дальний Восток и Приуралье, правление находилось в Иркутске.
Главная цель лиги, как говорилось в уставе, заключалась в «содействии развитию светской культуры на еврейском языке (идиш) «во всех отраслях человеческого творчества» - литературе, искусстве, науке, музыке, театре, народном образовании, физическом воспитании. Особо подчеркивалось, что идиш должен быть признан «официальным национальным языком еврейского народа». Устав предусматривал возможность создания и развития учебно-воспитательных заведений (школ, гимназий, детских садов, курсов, учительских семинарий), театрально-концертной деятельности (хоров, театров, оркестров, художественных студий); открытия библиотек, книжных и музыкальных магазинов; издания газет, журналов и книг. Предполагалось образовать на кооперативных началах книжный магазин и издательство «Еврейская свободная мысль» [6].
Уставом предусматривалось создание отделений лиги в районе ее деятельности. 18 апреля 1919 г. отделение «Цукунфт» открылось во Владивостоке. В него вошли представители всех еврейских организаций, кроме сионистской [7]. В июле 1919 г. Иркутский окружной суд зарегистрировал отделы лиги в Харбине и Верхнеудинске [8]. К этому времени отделения лиги были созданы в ряде городов Сибири - Канске, Ачинске, Красноярске, Новониколаевске. Лига «Цукунфт» имела свое книгоиздательство и /325/
1. После падения колчаковщины в Омске и Иркутске образовались еврейские секции при комитетах РКП(б), часть бундовских групп в Сибири примкнула к коммунистическому центру Бунда в Москве. Летом 1921 г. по постановлению ХШ Всероссийской конференции Бунда коммунистические бундовские группы Сибири и Дальнего Востока влились в ряды РКП(б).
2. Киржниц АД. Бунд... Стб. 399.
3. Сибирь. 1918. 12 (2) авг., 19 (6) окт.
4. Накануне собрания устав был зарегистрирован окружным судом.
5. Новая Сибирь. 1918. 22 (9) нояб.
6. ГАИО. Ф. Р-243. Оп. 6. Д. 2817. Л. 2-2 об., 3.
7. Голос Приморья. 1919. 27 апр.
книжный магазин, приступила к изданию ежемесячника «Цукунфт», издала книги о еврейских писателях - Переце и Шолом-Алейхеме [1].
Таким образом, на протяжении всего периода существования колчаковской власти сохранялись возможности для функционирования общин и общественно-политических еврейских организаций. Еврейская общественность в Сибири как никогда была близка к осуществлению своей цели - образованию системы национального самоуправления (национально-персональной автономии) на основе реорганизованных на демократических началах общин. Одновременно велась активная сионистская деятельность, направленная на освоение Палестины.
С восстановлением советской власти все общинные учреждения были ликвидированы. Так, Омский губревком сразу после занятия города Красной армией ликвидировал почти все структуры общинного совета. Отделу социального обеспечения и призрения был передан дом дешевых квартир, построенный на средства местной общины и «Джойнта». К этому же отделу перешло общежитие для инвалидов. Отдел народного здравия взял в свое ведение выстроенную общиной больницу. К нему же перешла и школа общины [2].
Президиум Омского общинного совета попытался найти управу на действия губревкома, обратившись в конце января 1920 г. с докладной запиской в Сибревком. В ней он поднял вопрос «об общем отношении» советской власти в Сибири к органам еврейского национального самоуправления. Указывалось, что речь идет «не об индивидуальных гражданских и политических правах, ...а о коллективном праве народа иметь свои органы национального самоуправления» [3] и не о самоуправлении в виде территориальной автономии. Сущность еврейского самоуправления состоит, во-первых, в том, что «евреи как нация имеют свой представительный орган, который полномочен говорить от имени еврейского народа»; и, во-вторых, «учреждения еврейской национально-персональной (а не территориальной) автономии удовлетворяют те специфические нужды в области образования, социального обеспечения и проч., которые не покрываются общими заботами государства» [4].
Пытаясь воздействовать на чувства классовой солидарности членов Сибревкома, авторы «Записки» указывали, что ликвидация еврейского самоуправления затрагивает, прежде всего, интересы еврейской бедноты и трудового еврейского населения, так как «именно эти элементы наиболее властно требуют еврейской школы, еврейской лечебницы, еврейских курсов изучения языка, истории и литературы, еврейской библиотеки и прочих национальных учреждений. И всякая мера, направленная против представительного органа, который занимается не благотворительной филантропией, а здоровым национальным строительством, будет жестоким, ничем не вызываемым и ничем не оправдываемым ударом по еврейской трудовой бедноте» [5].
Далее излагались «желания», а по сути требования, предъявляемые Сибревкому: декларирование права еврейского населения на национально-персональное самоуправление; легализация регламентов еврейских учреждений; определение размера расходов казначейства на еврейские институты по общим нормам и установление порядка получения этих средств органами еврейского самоуправления; возвращение «по принадлежности» учреждений местных общинных советов [6]. Заканчивалась записка выражением надежды «на непредубежденное, лишенное предвзятости» отношение со стороны Сибревкома к «животрепещущему вопросу современной еврейской общественности».
Очевидно, однако, что и содержание документа, и его ультимативный тон не могли быть положительно восприняты членами Сибревкома, поскольку судьба общинных учреждений к этому времени была уже предрешена. Постановлением Сибревкома от 26 февраля 1920 г. все еврейские общинные советы, находившиеся на территории Сибири, были закрыты. Принадлежавшее им имущество перешло в ведение еврейских секций подотдела национальных меньшинств губернских или городских отделов /326/
1. Русь. 1919. 11 июля; Сибирская жизнь. 1919. 29 июля.
2. См.: Нам ИВ. Культурно-национальная автономия... Т. 1. С. 269-270. 5 Там же. С. 270.
4. Там же. С. 272.
5. Там же. С. 270.
6. Там же. С. 273.
народного образования, а имущество и предметы, относящиеся к религиозному культу, переданы объединениям верующих на основании Декрета об отделении церкви от государства [1]. /327/
1. Сборник постановлений и распоряжений Сибревкома за 1920 год и предметно-алфавитный указатель к нему. Б.м., 1921. С. 11; Нам И.В. Культурно-национальная автономия... Т. 1. С. 274-275.
И. В. Нам. Национальные меньшинства Сибири и Дальнего Востока (1917-1922). Томск: Изд-во Том. ун-та, 2009. С.309-327.
|
Николай
Registered User
From: Воронеж
Messages: 1584
|
|
Jewish national units. 1917-1920 |
|
|
|
Jews of Latvia fighting for Latvian Independence 1918-1920
The cover of the Jewish Liberators Society almanac “The Liberator”
During the war of independence the new Latvian Republic faced many enemies and nearly impossible task to form own Latvian armed forces. The Bolsheviks wanted Latvia as part of the new Worldwide Socialist republic, while the Baltic Germans striven for Baltic Duchy. However, Latvian Provisional government managed to form an army capable to secure our independence. Not only Latvians fought under the Latvian banner. Latvia was a multi-ethnic country and many national minorities also came to help. One of them were Jews. During the war for freedom more than 1000 Jews fought in the lines of the Latvian army. Some of them received highest state awards. 22 men lost their life’s. Many continued their service after the war. This is a story about them. Some of these soldiers were my personal relatives that make this story even more special.
Latvian Jews were at first quite skeptical about the new Latvian state. Many did not believe it could last for long, others still had a sentiment for collapsed Russian empire or even the new Bolshevik regime. Many searched ways to escape conscription and acquired the citizenship of the short lived Peoples Republic of Belarus and Ukraine. Some just declared allegiance to non-bolshevik Russia, that was still legally acceptable. However, there were people who joined the Latvian army voluntarily or did not resist conscription. Some Jews gave charity to Latvian army in Ludza the most contributors for the funds to buy a new flag of Latvia were the local Jews.
On Autumn 1919 most Jews started to support the Republic of Latvia. The support rose sharply during the attack of the Army of Bermont. Jews understood that the free democratic Latvia is the best form of rule for them. The chance for autonomy of education, political and economic freedoms were more tempting than the brutal Bermont rule and the Red terror.
According to latest research 1000- 1200 Jews took part in the war of freedom. With them 12 officers, 19 medics and war employes. Jews also took part in the Latgalian Partisan Regiment. There were also Jews serving the Landeswerh and German land guard. The most oldest Jewish soldier was 59 year old Haims Šteins and the most youngest was 10 year old Kopel Gorelik. He could be the youngest Latvian soldier ever. He took part in the 2th Cesis Battalion, later 2th Ventspils battalion where he fought the Bolsheviks for four months. He died in Riga in 1935. Jēkabs (Jakovs) Rics was 13 year old when he joined the 4th auto service. Many young Jewish boys either joined or were conscripted. Some had wrong birth date in the passports Mozus Dobrins was considered as 16 year old, while really he was 3 years younger. He was wounded near Jelgava on 20 November 1920 and later discharged as underage.
Many 18-19 year old’s took part. Hiršs Hermanis from Dobele took joined by his own will already on March 1 1919. He was lost in action against the Bermont army on October 9 1919, in the same day 18 year old Hiršs Hirholm also auxiliary soldier lost his life. Many Jews joined simply because they were unemployed and short of money.
On July 1919 when the Estonian army entered Vidzeme, a mobilization for Latvian armed units were issued. From 40 Jewish families, 20 youths showed at the draft point on the first day. Most of them were sent to 4th company, that was nicknamed the “The Mozes Squad”. In the battles of Cēsis 1 man was lost and six were wounded 2 Jews with them. Some Jews from Estonian towns were also called in the Latvian ranks. Jews supported Latvian army in the Latgalian front and joined the partisan units. Others helped in field hospitals. Many Jewish schoolboys defended the city of Liepāja during the Bermont attack, later they came to Latgalian front.
After the war Jewish veterans formed their own societies. Jewish Liberators of Latvia were active society releasing the journal “Liberator” where they gathered all the info about the Jewish soldiers. Also Jewish retired soldier’s society was present. At the end of the war there were 84% of Latvians, 5,6% Germans, 3,9% Russians, 1,8% Poles, 1,3% Belorussians, and 1,7% Jews. It was a rather high number knowing the situation. Most Jews were only soldiers or private first class (dižkarievis), first class sergeants were Movša Hemohs Maļeckis, Sergejs Mahmoņiks, Jēkabs Zilberbrants, sergeants Boriss Kessels, Mirons Solomonovičš, Boriss Joffe, Leo Goldarbeiters, Šloms Taube, Rafails Sļedzevicš, Josifs Aļšvangs, corporal Oskars Goldblats, Nahmans Hiršovičs, Leiba Models, Nikolajs Zilberts, Nahmans Jakubovicš, Zamuels Klemptners, Jozefs Taics, Šloma Sandlers and others.
According to information gathered by the Jewish organizations 37 men lost their life’s for Latvia. Their names were imprinted on memorial stone made in 1935 in the Riga Old Jewish cemetery. However, the latest research concludes that actually 23 Jews lost their life’s, 3 died from other causes, one was part of the Landeswerh unit before it was submitted to the Latvian command. One actually survived. 4 men were not Jews, who simply had surnames that resembled Jewish surnames. 4 others may not be Jews. That however does not wash away the courage and dignity of each of these men who gave their lives for Latvia.
Four Latvian Jews received the highest Latvian military award – The Order of Lāčplēsis. All of them were awarded with 4th Rank of the order. Josifs Hops born on 1898 was from Parnu Estonia and was mobilized into Latvian forces. Before he served in the Russian armed forces. He was admitted to the 1st Valmiera infantry regiment. He fought the Bolsheviks and the army of Bermont. From September 1 1919 he was the squad commander. He was promoted to private first class. He was decorated with 4th Rank of the Order of Lāčplēsis for crossing the enemy lines from behind, cutting the telephone wires and assaulting the Mamoņu house. Under heavy crossfire they first reached the enemy post and captured the machine gun along with its crew. After that they turned the machine gun towards the enemy and retreated leaving behind many dead and wounded soldiers. After retiring from office in 1921 he and his brother who also served returned back to Parnu Estonia. In 1941 when Nazi Germany invaded Estonia he joined the Soviet destroyer battalion where he was lost in action.
His brother Zamuēls Hops born on 1890 also served in the Russian army was medic, he then was admitted to Latvian army where he gained the rank of sergeant. He was decorated for his outstanding service as a medic. He survived the Holocaust by evacuating to Russia. He then returned to Estonia where he died on 1962.
Robrts Simons Maļeckis born in 1899 September 17 in Riga was mobilized on October 3 1919. Together with his brother Herman he was admitted to the 1ts Liepāja Infantry regiment. He was decorated for outstanding courage against the Bolsheviks. His brother lived in Soviet Russia and was a high rank official. He joined his brother in USSR and became a communist party member. He and his brother was killed in Great purge of the 1937.
Maksis Gringūts was born in 1896 in Jēkabpils. Served in the Russian ranks, was decorated with the Cross of St George fourth rank. On 1919 he was mobilized in the Latvian army North Latvian brigade. He fought both Germans and Bolsheviks. He received the award for entering the enemy lines from behind and with a rifle fire he dispersed the whole enemy squad allowing for attack to continue and capture two enemy canons. He was later suffered a concussion and was sent to Border guard. After retiring was caught in smuggling over the Estonian border and fined. He went to France on 1923, later on 1935 returned. He was soon arrested for using fake Czechoslovakian passport. He was jailed from 1936 to 1938 and was dishonored by the Jewish Liberators society. He died in Riga on 1941. Latvian first foreign minister Zigfrīds Anna Meierovics was a Jew from a fathers side, but considered him a Latvian.
Four Latvian Jews received The Order of Three Stars. They received the 5th rank. Hiršs Berkovičš was from Estonia and voluntary joined the Latvian army. He was a brave soldier who was assigned to difficult tasks and left memoirs of his action in the field. Eliass Rihters fought the Bermont army in Ķemeri, Rīga and Jelgava and was outstanding first line soldier. Zālmans Levinsons and Dāvids Bērs also were awarded.
Nine others were nominated for the order but did not received. Filips Farbmans was a Lithuanian citizen, but joined the Students Company. He showed courage at the battles near Jelgava and Kalnciems. Later he joined the Lithuanian army, but went back to Latvia after the war. Beiness Bērmans a lieutenant of the 5th Cēsis regiment and sergeant Leopolds Šalīts who was the member of the Oskars Kalpaks special Latvian battalion were among the nominated. The corporal of 4th Valmiera infantry battalion Jāzeps Binders also my distant relative received the award for capturing the enemy machine gun and as a skilled mechanic he repaired it and used against the enemy. He fought both Bermont and Bolsheviks. Later he was a member of Aizsargi (Civil Guards) and received the Civil Guard cross. From the same 4th Valmiera infantry regiment Zālamans Levitāns made an outstanding act of courage by capturing two Red army soldiers and their machine gun with out using a single weapon. Mozus Lihmans was captured by the Soviets, but escaped captivity. Together with other Latvian soldier he for nine days in cold and hunger reached back his army lines. Leiba Blumbergs was part of the original Kalpaks battalion. Mozus Špungins was one of the first who joined the Latvian army by his own will. Izāks Jāzeps Usikers was nominated to be awarded posthumously.
There was some deserters among the Jews, however their numbers were low. Some Jews fought in Latvia in the enemy ranks mostly in the Bolshevik army together with Latvian Red Riflemen. The Latvian Army was not always tolerant to Jews, there was event of looting the Jewish shops and assaults. Polish army who was present at Daugavpils also made many robberies were Jews suffered. However, in this hard years were Latvia faced many enemies and little support the outstanding courage of these men is to be remembered for ever.
Memorial to fallen Jewish soldiers who fought for free Latvia
Selected Sources:
Jēkabsons, Ēriks (2013) Aizmirstie karavīri – ebreji Latvijas armijā 1918.-1940. gadā.Rīga : Biedrība “Šamir”
Atbrīvotājs : almanachs : Žīdu tautības Latvijas atbrīvotāju biedrības izdevums. (1931-1933.) Rīga : Žīdu tautības Latvijas atbrīvotāju biedrība.
Dribins, Leo. (2002) Ebreji Latvijā. Rīga : Elpa
From: latvianhistory.com/2013/07/29/jews-of-latvia-fighting-for-latvian-independence-1918-1920/
|
Николай
Registered User
From: Воронеж
Messages: 1584
|
|
Jewish national units. 1917-1920 |
|
|
|
..."Приказ по войсковым частям и учреждениям Симбирского Губернского Военного Комиссариата. №210. 9-го июля 1919 года. Параграф 1. Ввиду происходящих формирований еврейской С. Д. Р. П. (поалейционов) еврейских частей приказываю предложить евреям-красноармейцам ступить в красные еврейские части, оперирующие на западном фронте и лицам, изъявляющим желание перевестись в указанные части, оказывать всемерное содействие. Изъявивших желание надлежит отправить в распоряжение военного бюро при центральном комитете еврейской С. Д. П. (Смоленск, сборная площадь, рабочий клуб имени Барахова).
Для выяснения числа желающих поступить в еврейские части приказываю, впредь до отправления, донести окрвоенкомту о числе таких в каждой части. Справки: сношение члена С. Д. Р. П. от 1-го июля 1919 года. Военный комиссар Варейкис. Военный руководитель Нуиднер".
Русская речь. №188 (261). 3 сентября 1919 г.
|
Николай
Registered User
From: Воронеж
Messages: 1584
|
|
Jewish national units. 1917-1920 |
|
|
|
«Тайны истории»: Загадки еврейского подразделения атамана Семёнова
АЛЕКСАНДР БАРИНОВ, 17:34, 24 АПРЕЛЯ 2020
РЕДАКТОР: РОМАН ШАДРИН
100 лет назад в ночь с 23 на 24 апреля 1920 года отдельная еврейская рота 2-го Маньчжурского стрелкового полка в войсках атамана Григория Семёнова, находившаяся в Нерчинском Заводе, перешла на сторону красных партизан. Подробно об этом событии и этом своеобразном подразделении с тех пор особо не рассказывали. Вместе с тем, на сегодня накопилось немало фактов, позволяющих, во-первых, более детально рассказать о белом еврейском подразделении, а, во-вторых, суммировать те загадки, что связаны с ним и не разгаданы по сей день.
Дело в том, что в различных источниках называется не только рота, но и отдельный батальон и даже полк. Что же было на самом деле?
Главное – не допустить погрома
Чита, как её называли в начале ХХ века, была русско-еврейско-китайским городом. Еврейская диаспора была богатой и влиятельной. Она не признала Советскую власть и поддержала атамана Семёнова.
Один из бойцов отдельной роты Исай Львович Абрамович, прожив долгую жизнь (умер в 1985 году), сумел написать книгу своих воспоминаний, которая в начале ХХI века была выложена в интернет. И к этому источнику и этой личности не раз ещё вернёмся, пока же остановлюсь на его варианте причин появления такого уникального подразделения в армии казачьего атамана.
«Решение создать её, — писал этот мемуарист, — было принято атаманом Семёновым, по-видимому, из двух соображений: чтобы предохранить русских солдат от «растленного» влияния евреев и чтобы, смешав в еврейской роте детей трудящихся с детьми буржуазии, затруднить трудящимся евреям переход на сторону Красной армии».
Два известных в Забайкалье историка Борис Шерешевский и Владимир Василевский поставили несколько иные акценты. Первый в фундаментальной монографии «Разгром семёновщины», изданной в Новосибирске в 1966 году, написал:
«Для испытания верности еврейской буржуазии белогвардейскому режиму в Забайкалье Семёнов сформировал из мобилизованной еврейской молодёжи отдельную еврейскую роту».
Второй в книге «Забайкальская белая государственность», изданной в Чите в 2000 году, обратил внимание на такие причины:
«Многие еврейские юноши добровольцами вступили в белую армию. После покушения на Семёнова находившихся в армии евреев объединили в одну еврейскую роту, вошедшую в состав 31-го Читинского стрелкового полка».
Развил эти положения и кое-что добавил в этот перечень краевед Геннадий Кравцов — автор книги «Евреи Забайкалья», вышедшей в Чите в 2016 году.
В главе «Еврейский пехотный полк» он писал:
«Само по себе создание еврейского пехотного полка было необычным явлением для времён Гражданской войны, так как среди казачьего населения Забайкалья преобладал антисемитизм из-за большого участия евреев в большевистской революции. За исключением Читы, в 1918–1919 годах во многих населённых пунктах Забайкалья происходили еврейские погромы. Причиной создания еврейского пехотного полка было и то, что атаман Григорий Семёнов, не любивший проявлений любого национализма, в том числе и еврейского на подвластной ему территории, вынужден был считаться с еврейской общиной города.
С другой стороны эти взаимоотношения богатой (богатой в своей основной массе) еврейской общины и атамана Семёнова были взаимовыгодны. В результате был организован полк (по другим источникам еврейская рота), в состав которого входили представители всех слоёв еврейского населения. К тому же надо отметить, что среди различных слоёв еврейского населения города Читы и Забайкалья были евреи, предпочитавшие режим атамана Семёнова красному террору и различным национализациям со стороны большевиков всего и вся».
Вероятно, имел место весь комплекс названных причин. Но наиболее важными, на мой взгляд, были те, что, во-первых, были взаимовыгодны атаману и еврейской общине Забайкалья (не только Читы). А, во-вторых, толчком, побудившим евреев пойти на такой шаг, стало покушение на атамана, которое произошло в декабре 1918 года. Надо было сделать всё, чтобы это покушение не стало причиной для еврейских погромов. Почему же это подразделение начали формировать не тогда же, а спустя несколько месяцев?
Покушение на атамана и его последствия
20 декабря 1918 года в Мариинском театре в Чите во время спектакля было совершено покушение на атамана. В его ложу были брошены две бомбы, а потом её обстреляли из револьверов. Атаман был ранен. Террористы сумели скрыться. Семёновские контрразведка и милиция начали параллельное расследование. Поначалу организаторы теракта им не были известны.
Но уже на следующий день в читинской синагоге прошла служба, на которой молились за скорейшее выздоровление атамана. И в этот же день делегация от еврейской общины посетила раненого, которому от имени соплеменников было выражено соболезнование. Теперь можно смело высказать предположение, что руководители общины уже знали, что одним из покушавшихся был еврей.
Тревога возникла, когда 11 января 1919 года газета «Забайкальская Новь» напечатала короткое сообщение: «Как мы слышали, настоящие преступники, покушавшиеся на жизнь атамана Семёнова, найдены, задержаны и будут преданы суду». Имена ещё не были названы, но община начала уже думать, что предпринять.
Наконец, 6 февраля 1919 года в «Русском Востоке» была опубликована информация, предоставленная контрразведкой, в которой в частности сообщалось:
«В организацию, в качестве деятельного члена, входил и покушавшийся на жизнь Атамана Семёнова. Это – еврей Хася Нерис, который служил в 31 Сибирском полку под именем Матвея Беренбаума; партийную кличку носил «Вася». Нерис — уроженец г. Иркутска, молодой ещё человек, 20 лет; в организации являлся связью между Читой и остальными частями Сибири, до Уральского фронта включительно. В настоящее время вся организация раскрыта и ликвидирована. Нерис и его 4 сообщника военно-полевым судом приговорены к смертной казни; приговор приведён в исполнение в ночь на 3 февраля».
Немного успокаивало, что остальные участники покушения были русскими, а один даже казаком. Вместе с тем, стало ясно, что теперь выторговать особые условия для еврейской молодёжи, подлежащей призыву, не удастся. Если они будут служить в различных подразделениях, то непременно подвергнуться издевательствам со стороны представителей других национальностей. Тогда-то и родилась идея отдельного еврейского подразделения. Атаман согласился.
И уже через несколько дней в местных газетах появилось объявление:
При Отдельной Восточно-Сибирской армии, по примеру других национальных воинских частей – кавказских, бурятских, сербских и т. д.
формируется национальная еврейская рота.
Запись желающих производится ежедневно в Штабе армии от 10 до 12 час. дня у дежурного офицера.
Полковник Семёнов.
Рота, батальон или полк?
Итак, первоначально речь шла именно о роте.
И эта рота, как писал Владимир Василевский, «участвовала в операции по ликвидации мадьярского отряда на реке Тунгир».
В то время территория современного Тунгиро-Олекминского района, где происходили эти события, была частью Якутии. 17 апреля 1919 года в «Забайкальской Нови» была напечатана заметка «Привет издалека». В ней сообщалось:
«Чины отдельной еврейской роты при О.М.А.С.О. из далёкой Якутской тайги шлют привет родным и знакомым и сердечно поздравляют с праздником Пасхи».
Весь 1919 год эта рота участвовала наравне с другими семёновскими подразделениями в боях с партизанами.
Известный забайкальский краевед, историк Забайкальского казачьего войска Виталий Апрелков прислал мне список неказаков, награждённых атаманом Семёновым в 1919—1920 годах Георгиевскими крестами и медалями, из которого я выбрал отличившихся евреев.
При этом сразу поясню, что 31-й Читинский стрелковый полк, в составе которого была создана еврейская рота, в конце октября 1919 года был переименован во 2-й Маньчжурский стрелковый полк. Так что рота оставалась в том же полку, только сменившем название.
Итак, среди награждённых в конце 1919 года были два стрелка и ефрейтор этой роты. 18 ноября Георгиевским крестом 4-й степени был награждён Абрам Идкин. Его отметили за то, что «вызвавшись произвести разведку для определения более удачного подступа к д. Бырка, взял с собой трёх стрелков при сильном ружейном огне точно разведку выполнил, чем дал возможность 4-му взводу без потерь войти в деревню».
Ровно через месяц Георгиевской медалью 4-й степени был награждён Шолом Афраймович, который, «будучи послан с донесением из разведки Гимельштейна, пробрался через позицию красных и доставил донесение». В мае 1920 года его же наградят Георгиевским крестом 4-й степени.
Упомянутый ефрейтор Матвей Гимельштейн был также награждён Георгиевским крестом 4-й степени. В приказе было сказано, что так были отмечены его действия у той деревни: «…будучи послан в разведку с отделением под пос. Быркинский, пробрался в тыл красных, выяснил позицию, занимаемую ими, и сбил полевой караул с сопки».
11 декабря 1919 года «Забайкальская Новь» напечатали очередное письмо, пришедшее в газету из этой роты:
«Офицеры и солдаты «отдельной роты св. М. А.С. Дивизии» приносят глубокую благодарность «Читинскому еврейскому обществу» за присланные им подарки. При лишениях в боевой жизни особенно важно сознание в том, что дома нас не забывают».
Так что создание и боевая работа еврейской роты сомнений не вызывает.
Откуда же появилась информация об отдельном полке?
Ни у одного историка об отдельном полке речи не было. Уверенно о его наличии написал лишь Геннадий Кравцов, который приведёнными данными сам это и опровергнул. Он констатировал: «В состав еврейского полка входило 170 солдат, 7 сержантов, 4 офицера и два полковника». В то же время в отдельной роте было 150 бойцов. Так что на полк эта численность явно не тянет.
А вот попытка создать отдельный батальон, в котором было бы, как положено, три роты, вероятно, имела место. К весне 1920 года подросла группа готовых к призыву еврейских юношей. Тогда-то и была создана вторая еврейская рота, и появилось командование батальона. Третью роту просто не успели создать, так как произошли события, поставившие крест на отдельных еврейских подразделениях.
Кстати, о том, что был создан именно батальон, вспоминал бывший тогда в Чите командиром Отдельной офицерской роты Волжской бригады (то есть пришедший в Забайкалье с боями из Поволжья каппелевец), подполковник Фёдор Мейбом. Свои воспоминания он опубликовала в 1976 году в журнале «Первопроходец» в США, где жил в эмиграции (умер он в 1978 году).
«Еврейское общество предложило атаману сформировать, на их собственные средства, Еврейский боевой батальон, — вспоминал Фёдор Фёдорович, не скрывавший своего удивления (ни в Поволжье, ни на Урале, ни в Сибири ничего подобного не было). – Вот так история! Разрешение они получили и к формированию приступили. Откровенно говоря, мы к этому отнеслись весьма недоверчиво. Боялись предательства и провокации. В конце концов так и оказалось».
Мейбом, человек пришлый, вероятно не знал, что одна рота существовала и участвовала в боях уже целый год. Первая рота базировалась в то время в Нерчинском Заводе, новую же роту разместили недалеко от Читы – в Александровке.
Измена двух рот
До настоящего времени все историки писали об измене только одной еврейской роты, той, что была в Нерчинском Заводе.
Но первой попыталась восстать та, которую только что сформировали. Произошло это незадолго до первого (апрельского) наступления на Читу войск Народно-революционной армии ДВР в 1920 году.
Вот что вспоминал об этом подполковник Фёдор Мейбом, которому пришлось столкнуться с этой ротой в бою:
«Батальон (скорей всего, ещё одна рота этого батальона) был сформирован и отправлен в деревню Александровку, где и перебил своих же офицеров и перешёл на сторону красных. А мне, с моим Офицерским отрядом, пришлось его ликвидировать. Был странный бой. С одной стороны предатели-евреи, а с другой, наступающей, — господа офицеры.
Бой был очень короткий. Я нанёс Еврейскому батальону сокрушительный удар, с обхватом обоих их флангов, и прижал их к озеру, где частями и переловили весь батальон. В начале боя они, видимо, страшно волновались (это ещё раз подчёркивает, что это было только недавно сформированное подразделение – авт.). Об этом можно было судить по их беспорядочной стрельбе. Мои офицеры шли в атаку с папиросой во рту. Потери с нашей стороны были незначительными. После ликвидации Еврейского батальона мы снова вернулись в Читу…»
Часть батальона, вероятно, добровольно сдавшаяся, вернулась в Читу и была включена в другие стрелковые части и приняла участие в отражении первых двух атак красных на Читу в апреле – мае.
Когда же белые вместе с японцами отражали первый удар НРА ДВР и красных партизан, к переходу к красным готовилась первая рота.
В начале 1920 года рота участвовала в боях, и большая группа её стрелков была награждена орденами и медалями. Приказ о награждении был подписан 16 марта.
Ранее упоминавшийся ефрейтор Матвей Гимельштейн был награждён Георгиевским крестом 3-й степени. Таким же крестом 4-й степени наградили Самуила Андоврова. Георгиевской медалью 4-й степени были отмечены стрелки Григорий Базилевский, Ной Вигерь, Михаил Вишняк, Абрам Каплун, Самуил Кузнецов, Борис Ланготский, Гирш Лейбович, Абрам Лейкин, Наум Лихман, Израиль Мордеев, Яков Поляк, Мирон Торговников и Самсон Янкелевич. Участвовали ли они в том бунте или были в других местах, не известно.
Интересно, что и о тех событиях есть различающиеся в деталях рассказы.
Историк Борис Шеришевский в монографии в 1966 году писал:
«Ротой командовал прапорщик Машкович – сын богатого сретенского купца. Машкович вместе с солдатами этой роты Литвиным и Бронштейном организовал её переход на сторону партизан».
Шестью годами ранее об этом же написал в книге воспоминаний «По долинам и по взгорьям…» участник Гражданской войны в Забайкалье Михаил Гаврилович Ушаков:
«Ротой командовал прапорщик Машкович – сын самого богатого сретенского купца. Машкович вместе с ротой перешёл на сторону партизан и позднее погиб, сражаясь в их рядах против белых».
О богатом купце Григории Павловиче Мошковиче (вероятно, в фамилии прапорщика была допущена ошибка) в книге «Сретенск. Страницы истории» написал увлечённый историей этого города краевед Александр Чащин. Тот действительно был владельцем сети магазинов, заводов и пароходов. При этом в Сретенске был известен своей благотворительностью и пользовался уважением земляков.
Прошли годы и в книге Владимира Василевского появились иные имена: «Летом 1919 года в роте образовалась подпольная организация, в которую вошли М. Литвин, Б. Миневич, М. Якобсон. 23 апреля 1920 года, изменив воинской присяге, рота приняла участие в восстании Нерчинско-Заводского гарнизона и перешла на сторону партизан».
Одна фамилия участников бунта роты была названа ещё в 1920 году. 30 апреля в газете «Забайкальская Новь» была напечатана «Оперативная сводка штаба войск Российской Восточной Окраины», в которой сообщалось:
«В ночь на 24 апреля красные овладели Нерчин. Заводом. Падение Нерзавода обстояло так. В ночь на 24 апреля еврейская рота, бывшая в охранении, перебив своих русских офицеров, под предводительством прапорщика Якобсон вошла в связь с красными и пустила их на командующие Нерчзаводом высоты. На рассвете рота совместно с красными неожиданно напала на Нерчзавод, захватив два орудия и пулемёт. Оставшаяся верной долгу часть гарнизона, вследствие тяжёлых условий и невыгодности местности, принуждена была оставить Нерч. Завод».
А был ли «серый кардинал»?
Несколько иную картину тех событий нарисовал в своих мемуарах Исай Львович Абрамович. Участник Гражданской войны, ставший в мирное время убеждённым троцкистом, он был дважды арестован (до Великой Отечественной войны и после). Участвовал в боях и Великой Отечественной. После выхода из лагеря в 1955 году и до конца своих дней оставался диссидентом, оценивавшим всё преимущественно с троцкистских позиций.
В армию его призвали весной 1919 года.
«Я попал в отдельную еврейскую роту, а затем, вместе с ней, в отдельный егерский батальон…Командиром роты был назначен поручик (фамилию его я забыл), зоологический антисемит.
Впрочем, не только антисемит: нас, евреев, он называл китайцами, что было, по всей вероятности, для него высшей степенью унижения. (Кем же тогда был прапорщик Мошкович? – авт.).
Прошло месяца два со дня моего прибытия в роту. К тому времени все мы более или менее узнали друг друга. Это позволило найти единомышленников. Я и Яков Гриф договорились о создании в роте подпольной группы с целью подготовки восстания и перехода роты на сторону красных партизан. Вовлекали мы солдат в нелегальную группу крайне осторожно, медленно, заранее определив тех, кого вербовать ни в коем случае не следовало (их было немного, человек десять, в основном — дети очень богатых родителей). Всего в роте было около 150 солдат».
То есть уже на самом начальном этапе подготовки бунта мемуарист именно себе отвёл ведущую роль.
«В начале 1920 года, — продолжал Абрамович, — когда организация подполья была в полном разгаре, нашу роту, в составе всего егерского батальона, перевели со станции Борзя в глубь Восточного Забайкалья. Батальон стал нести гарнизонную службу в г. Нерчинск-Заводском, рядом с бывшим Горно-Зерентуйским централом.
Кроме нашего батальона в Нерчинск-Заводском стояли три сотни казаков, две батареи лёгких и одна батарея трёхдюймовых орудий — всего 1200–1300 человек. Гарнизон располагал большим количеством пулемётов, снарядов, патронов, продовольствия и амуниции. В марте 1920 года комитет решил, что подготовка к восстанию, в общем, закончена. Мы имели и необходимые данные о гарнизоне в целом, о его дислокации и т. п.».
Нужно было найти трёх человек, которые сыграют важнейшие роли. Один возглавит роту, два других обеспечат связь с партизанами. Всех трёх нашёл Исай Абрамович, сам, по его же словам, руководивший всем процессом из тени. Эдакий «серый кардинал».
Вот как он всё это описал: «Ещё в начале нашей работы, присмотревшись к помощнику командира взвода прапорщику Якобсону, мы завербовали его в нашу организацию. От вербовки мы его освободили (слишком подозрительно было бы чересчур тесное общение офицера с солдатами), зато на него было возложено выяснение планов командования. Пора было приступать к активным действиям…».
После того, как они разработали план не просто перехода к партизанам, а совместно с ними захвата Нерчинского Завода, решено было направить первого связного к партизанам.
«Решили послать к ним одного из солдат — членов нашей подпольной организации. Желательно не жителя Забайкалья: ведь побег его мог тяжело отозваться и на его семье, и вообще на положении евреев, находившихся под властью атамана Семёнова. По моей рекомендации выбор остановился на иркутянине Любовиче, сыне портного, в мастерской которого работал мой брат Гриша. В нашу организацию завербовал его я, и мне же поручили его проинструктировать».
Вернувшийся Любович сообщил, что партизаны, опасаясь провокации, просят прислать для согласования действий члена подпольного комитета. Вторым связным стал опять же не Абрамович, а его товарищ Яков Гриф.
А вот после завершения операции, итоги которой мемуарист явно преувеличил («Победа была полная, — писал он. — Вместе с партизанами мы разоружили около 1000 солдат, захватили 10 орудий, 30 пулемётов, около 3000 снарядов, 13 миллионов патронов и множество продовольствия и амуниции»), к партизан уже отправился сам «серый кардинал».
«Комитет направил меня для доклада к командованию партизанских войск Забайкалья». После того, как он сделал свой доклад командованию Восточно-Забайкальским фронтом, Абрамович передал единственную просьбу: «От имени комитета я просил штаб сохранить еврейскую роту как боевую единицу и создать на её базе пехотный полк, командиром которого назначить бывшего прапорщика Якобсона. Коротаев и Киргизов согласились со мной и распорядились подготовить соответствующий приказ».
При этом сам Абрамович почему-то в 4-м стрелковом полку, который тогда и был создан, куда и вошла еврейская рота, не остался. Его направили в штаб партизанской дивизии Петра Ведерникова.
Так всё это было или переживший всех Исай Абрамович в мемуарах сам себя назначил «серым кардиналом» большевистского подполья отдельной еврейской роты атамана Семёнова, сегодня можно только гадать.
После войны
Что же стало с бойцами еврейского батальона (то есть двух рот) после окончания Гражданской войны?
Про Исайя Абрамовича уже было рассказано. Прапорщик Мошкович погиб ещё в годы войны. Прапорщик Моисей Якобсон, ставший командиром 4-го партизанского стрелкового полка, был арестован и расстрелян в 1937 году.
«Бывшие солдаты еврейского полка, оставшиеся в Забайкалье и городе Чита, — писал краевед Геннадий Кравцов, — были репрессированы в 30-е… мой дед – Моисей Лазаревич Кравцов в 1938 отбывал свой тюремный срок в политической колонии Магаданской области вместе с бывшим сержантом еврейского пехотного полка Марком Наумовичем Тайман и рядовыми солдатами этого полка Наумом Исхаковичем Голицыным и Евсеем Цуковичем Соловейчик».
В годы Великой Отечественной войны ему довелось повоевать. А вот о судьбе Наума Голицына и Евсея Соловйчик после начала войны 1941–1945 годов Моисей Кравцов уже ничего не знал.
Дольше всех прожил, вероятно, Исай Львович Абрамович.
Потомки многих из бывших бойцов еврейского батальона до сих пор живут в Чите, и, возможно, в их домашних архивах и сегодня хранятся интересные данные, оставленные предками. Если так, то пришло время поделиться этой информацией.
P.S. Атаман Григорий Семёнов не стал проводить репрессий в отношении еврейских общин Забайкалья и даже в отношении семей предавших его бойцов еврейского батальона.
Тогда его предавали многие, в том числе и казаки, которых он считал своей основой. Кроме того, в тот момент он проводил политику либерализации, да и с союзниками приходилось считаться. Однако в разных местах и частях измена еврейских рот определённую антисемитскую реакцию вызвали.
Неслучайно в газете «Забайкальская Новь» 6 мая 1920 года сообщалось, что начальник управления внутренними делами Российской Восточной Окраины направил всем начальникам городской и уездной милиции следующее распоряжение:
«В последнее время усиленно ведётся злонамеренными людьми погромная агитация против еврейского населения. Предлагаю принять все зависящие от вас меры к недопущению всякого рода эксцессов. В случае возникновения каких-либо беспорядков, вы, как представитель власти, будете преданы военно-полевому суду».
Массовых еврейских погромов в Забайкалье вплоть до полной ликвидации режима атамана Семёнова в октябре 1920 года не произошло.
www.chita.ru/articles/144855/
|
|
First Prev
1 - 10
11 - 20
21 - 25 |
|
|
Currently Online: 3 Guests
Total number of messages: 2946
Total number of topics: 317
Total number of registered users: 1411
This page was built together in: 0.0801 seconds
|
|
|
|
|
|
3.JPG "Basmachis (set №3), 28 mm")
1.JPG "Basmachis (set №1), 28 mm")
